Безумные Мечты

Шэн Л. Дж.

— Кэл, — рявкнула я.

— А также всю кухню, комнату для гостей и все душевые в доме, — лениво сообщил мне Роу. — Действительно, держись подальше от всего этого гребаного дома, если тебя раздражает мысль о том, что люди будут пачкать его поверхности.

Я повесила трубку и две минуты подряд кричала в воздух.

К тому времени, как я вернулась домой, мама и Марти уже не переигрывали в гостиной «Пятьдесят оттенков серого». Спасибо Господу за маленькие милости. В доме

было темно и тихо, если не считать гудения холодильника. Я налила себе чашку воды, сполоснула посуду в раковине и поднялась по лестнице в комнату Гравити. Она была очень красивой: обои в цветочек, кроватка для малыша, которую Марти собрал сам и покрасил в ее любимый фиолетовый оттенок, и белые полки с любимыми книгами Грав. В комнате было грязно: научные наборы и LEGO разбросаны по мохнатому ковру и ее маленькому письменному столу, повсюду валяются книжки-раскраски и прорисованные буквы. Я вложила в Гравити все свои силы. Я хотела, чтобы она знала, что может стать кем угодно.

Я подошла к ее кровати, сердце забилось в горле. Каждую смену, которую я заканчивала, каждые чаевые, которые я прикарманивала, я всегда думала о ней. Она возвышала мое обыденное, скучное, неудовлетворительное существование до высшей цели.

Гравити была тем, что держало меня на якоре. Устойчивая почва под ногами.

Глядя на свою красавицу, я заправила тугой локон ей за ухо. Даже ее ушки были идеальны. В животе у меня зародился смех, который я проглотила. Когда Гравити родилась, она была похожа на сердитого старика. Теперь же от нее захватывало дух, и она была точной копией своего сбежавшего отца.

Такие же подкрученные ресницы обрамляли самые удивительные глаза: зелено-желтые радужки, обрамленные темно-синими кругами. Я провела кончиком пальца по изящному вздернутому носику, наблюдая, как вишнево-красные губы дергаются в крошечной улыбке. О чем она мечтала? Кем она станет, когда вырастет? В своих мечтах - тех немногих, которые я позволяла себе в эти дни, - я представляла, как вышибаю для нее дверь за дверью, помогаю ей достичь всех высот и целей, к которым стремится ее сердце.

Смогу ли я дать ей все это здесь, в маленьком городке Стэйндроп, штат Мэн? В том самом Стэйндропе, где есть одна школа, один детский сад, ноль перспектив и почти нет жителей? Даже новый торговый центр и шикарный отель, построенный пару лет назад, не сделали этот причудливый пляжный городок более пригодным для жизни, чем он был.

Что, если Грав закончит как я, застряв в месте, где она не была счастлива, довольствуясь тем, что есть, вместо того чтобы довольствоваться тем, что возможно?

Наклонившись, я поцеловала ее в щеку, едва дыша, чтобы не разбудить.

Спи спокойно, моя сладкая девочка, - пропело мое сердце. Мама любит тебя.

Это было смешно, но последней каплей, сломавшей мне спину, стало то, что через двадцать минут я стянула трусики, чтобы пописать впервые за восемь часов. Я сидела на унитазе, глядя на свои уродливые хлопковые трусики, и понимала, что у меня нет ни одной пары другого цвета, кроме бежевого. И что у меня нет настоящего нижнего белья. Никакой веселой одежды. Нет туфель на каблуках, которые я могла бы надеть. Нет друзей, с которыми можно было бы пойти прогуляться.

Мое дешевое, рваное нижнее белье было идеальной метафорой всей моей жизни. Бледное, несущественное, не имеющее никакого значения - что-то не вдохновляющее, унылое и практичное.

С болью я осознала, что хочу... ну, большего.

Жизнь не была черно-белой. Либо ослепительные каннские фантастические эскапады,

либо унылые, бесконечные смены в закусочных и работа по дому. Я не обязана была жить так, как мне повезло.

В последний раз я совершила ошибку в суждениях в виде порвавшегося презерватива, когда облокотилась на подлокотник дивана, вжавшись щекой в верхнюю часть подушки. В результате родилась моя дочь. И хотя я любила Гравити больше жизни и никогда бы не изменила результат этой так называемой ошибки, траектория моей жизни из-за нее полностью изменилась. Я стала трусихой, слишком боялась совершать ошибки.

Но это была ошибка. Этот город. Эта работа. Эта бесцельная жизнь.

Я заслуживала большего, и Грав тоже. Я всегда могла вернуться сюда. Но что-то дикое, мятежное и вновь ожившее во мне говорило, что я этого не сделаю. Что, вырвавшись на свободу, я не перестану бежать. Я чувствовала себя так, словно только что очнулась от многолетней комы. Как будто я только что поднялась на воздух, пролежав на дне грязной лужи.

Я поспешно схватила телефон с края раковины и позвонила Кэл еще до того, как смыла воду.

— Дот?

— Пожалуйста, скажи мне, что ты принимаешь наше предложение.

— Я принимаю ваше предложение.

— Молодчинка.

2

Дилан

— Черт, черт, черт, черт, черт. — Я ударилась лбом о руль, мой хвост рассыпался, как и вся моя жизнь.

В зеркале заднего вида я наблюдала, как у Грав открылся рот, а ее глаза стали огромными и широкими, как луна. Она была пристегнута в своем автокресле, обнимая Мистера Гриба, свою пухлую розовую игрушку, похожую на пенис. Она была безнадежно привязана к этой штуке. Подарок Кэл мне, который каким-то образом стал переходным объектом для моей малышки.

— Мамочка! — укоряла она, задыхаясь. — Бабушка рассердится, когда услышит.

— Я разрешу тебе выпить мамину газировку, если ты ей не скажешь. — Я подкупила ее банкой колы.

— Хорошо!

Наш новый старт в Нью-Йорке начался со сломанного автомобиля, который не смог даже подкатить к зданию Роу на Пятой авеню, и очереди из двадцати машин, сигналивших и кричавших на меня.

Я возилась с ключами, пытаясь завести двигатель. Я была буквально в десяти футах от ворот автостоянки Роу, когда Джимми решил заговорщицки закричать.

— Проснись, проснись, проснись. — Я дернула ручник вверх, потом вниз, потом снова вверх. Ярость душила меня. Эта чертова машина.

Когда я купила Джимми два года назад, гордясь собой за то, что не приняла благотворительность Роу в виде превосходного подержанного «Сильверадо», на нем уже было сто тысяч миль пробега и проржавевшие двери, которые плясали на ветру всякий раз, когда я превышала скорость в сорок миль в час. Но он стоил на пятьсот долларов дешевле, и я не смогла устоять перед выгодной сделкой. У меня оставались деньги на уроки плавания Грав, а также на ежемесячную подписку на книги, которую рекомендовала ее воспитательница в детском саду. Теперь я поняла, что ошиблась.

Я снова попыталась включить зажигание. Ничего. Джимми был мертвее, чем карьера Арми Хаммера.

Еще один громкий гудок раздался между моими ушами. Дорожные гонщики высунули кулаки из окон, выкрикивая ругательства и пытаясь проскочить по другой полосе.

— Убери этот старый хлам с дороги, идиотка.

— Научись ездить на палке, рисовое дерьмо.

— Видишь, какая задница у этой дамочки? Она может ездить на моей палке в любой день недели.

Мое лицо залило жаром. Почему я? Я хотела, чтобы жизнь посылала мне меньше уроков и больше денег.