Безумные затеи Ферапонта Ивановича

Югов Алексей

— Скажите, вам известен этот гражданин? — спросил начальник угрозыска Елену, указывая на Ферапонта Ивановича.

— Нет, — спокойно ответила Елена.

Она произнесла это «нет» вполне искренне, потому что не признала сначала Ферапонта Ивановича в этом жалком, запущенном, грязном и бородатом субъекте. Но в следующую за ответом секунду ей уже мелькнуло что-то странно знакомое в его лице и, наконец, когда он повернулся к ней левой стороной и она увидела рубчик на его левом ухе, который она когда-то ощупывала в темноте,

она уже не сомневалась больше, что в кресле напротив нее — отец ее невидимой дочери.

Выражение лица Елены в этот момент не ускользнуло от внимания начальника.

— Итак, значит, не знаете? — иронически переспросил он.

— Нет, не знаю, — со злостью ответила Елена,

— Ах, как жаль, как жаль! — продолжал иронизировать тот. — А знаете, на вашем месте я отдал бы многое, чтобы узнать имя и фамилию этого гражданина.

Елена молчала.

— Да... Очень жаль, — не смущаясь, продолжал начальник угрозыска. — Неужели вам не интересно знать, как зовут обладателя этой руки? — сказал он, внезапно схватив за кисть правой руки Ферапонта Ивановича и поворачивая ее перед Еленой. — 11осмотрите-ка, — рука, как видите, небольшая, тонкая, но довольно хваткая, судя по тому, что... эти вот пальцы раздавили гортанные хрящи... вашего покойного мужа...

Елена вздрогнула.

Ферапонт Иванович вырвал свою руку.

— Это ложь! — прохрипел он.

— Крепко сказано! — рассмеялся начальник. — Итак, значит, гражданин Капустин, вы по-прежнему отрицаете все остальные грехи, кроме этих изнасилований?

— Да, — угрюмо сказал Ферапонт Иванович.

— Стало быть, Яхонтова убили не вы, и этих коммунистов убили тоже не вы?

— Я не убивал...

— Та-а-ак, — протянул начальник угрозыска, переставив пресс-папье и, видимо, наслаждаясь разговором. — А, скажите, вы, как психиатр, я полагаю, знакомы с дактилоскопией?

— Ну? — грубо и злобно сказал Ферапонт Иванович.

— Итак, стало быть, вы, без сомнения, знаете, что здесь ошибок не бывает и, вероятно, разбираетесь в дактилоскопических формулах. Тогда не угодно ли взглянуть...

Он взял со столика три картонки величиной со страницу книжки т ^иа^^о и поставил их рядышком, прислонив к письменному прибору. По лицевой стороне этих картонок, обращенной к Ферапонту Ивановичу, можно было с первого взгляда посчитать их за снимки с аэроплана запутанных горных хребтов.

Это были сильно увеличенные снимки с отпечатка большого пальца правой руки, наклеенные на картон.

— Ну, что? — сказал, улыбаясь, начальник угрозыска. — Как видите, копытце одно на всех трех. Это, вот, — говорил он, постукивая поочередно по снимкам, — получено нами со спинки яхонтовской кровати, это — с железины, которой убит был один из коммунистов, а это дало нам одно из ваших похождений по части женского пола... Ну, как? — крыть нечем, а?

Ферапонт Иванович молчал.

— Теперь, может быть, вы узнаете этого

человека? — неожиданно спросил начальник угрозыска Елену.

— Да. Я знаю этого человека, — тихо, но решительно сказала она.

— Ну, вот, и хорошо. Тогда мы с вами сейчас побеседуем. Это тем более необходимо, что мы скоро должны будем расстаться с гражданином Капустиным. Вас мы передаем в чека, — обратился он к Фе-рапонту Ивановичу. — Квартирный кризис там гораздо менее острый, чем у нас.

Начальник уголовного розыска сделал знак сотруднику, который привел Ферапонта Ивановича. Его увели.

Начальник угрозыска и Елена остались наедине...

В ту же ночь Ферапонта Ивановича перевели в чека.

На утро он был уже на допросе у следователя.

Здесь Ферапонт Иванович совершенно не пробовал отпираться и сразу признался во всем.

— Какие у вас были мотивы к убийству этих трех? — спросил его следователь.

— Месть. Ненависть, — отрывисто ответил Капустин и замолчал.

Он вообще ограничивался только ответами на вопросы, явно не желая распространяться. Вид у него был сонный и тупой.

Это раздражало следователя.

— Вы что же, не выспались? — спросил он, наконец, с раздражением.

— Нет... устал я, — ответил Ферапонт Иванович. — Вы бы лучше сделали, товарищ следователь, если бы дали мне продолжительный отдых, тогда бы я рассказал все.

Следователь рассмеялся.

— Да, предложение, во всяком случае не лишенное остроумия, — сказал он. — Только, к сожалению, у нас много спешных дел — не подойдет... Но, может быть, я чем-нибудь другим мог бы поднять ваше настроение? — добавил он. — Может быть этим, например, а?

Он пододвинул Ферапонту Ивановичу раскрытую пачку папирос.

— Традиционно, — криво усмехнулся Капустин. — Однако, спасибо. Я не курю. Да и это мне не поможет.

— Что же вам угодно?

— Мне?.. Понюшку кокаина! — с неестественным смехом сказал Ферапонт Иванович. Глаза его тревожно блеснули.

— Кокаина, говорите? — повторил следователь. — Что ж, это можно.

С этими словами он подозвал одного из красноармейцев-конвоиров и, написав что-то карандашом на листочке бумаги, подал записку красноармейцу:

— Товарищу Петрову.

Красноармеец вышел.

Следователь снова обратился к Ферапонту Ивановичу.

— Ну, а пока не объясните ли вы мне, почему эта женщина говорит такие нелепости, что вы — бывший невидимка и тому подобное. Что она — сумасшедшая?

— Нет. Она говорит правду. Я, действительно, — «бывший невидимка», — мрачно усмехнувшись, сказал Ферапонт Иванович и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

Следователь рассмеялся.

— Мне нравятся такие люди, как вы, — сказал он. — Ну, а почему же вы превратились в «бывшего невидимку»? — спросил он, тоном своих слов ясно подчеркивая, что он не прочь поддержать шутку.