Безумный гороскоп

Ситникова Людмила

Потоптавшись у кабинета, Ниночка незаметно прошмыгнула внутрь.

Самые страшные опасения Катки подтвердились – в морг доставили тело Александры Константиновны.

Приехав домой, убитая горем Аглая, опираясь на руку Копейкиной, прошла в гостиную.

Молча сев в кресло, Гжельская обвела присутствующих затуманенным взглядом, после чего молвила:

– Шурочка приказала всем вам долго жить.

Диана вскрикнула. Розалия Станиславовна подбежала к Аглае:

– Глаша, прими мои соболезнования.

Мысленно я с тобой. Можешь рассчитывать на любую помощь. Я готова примчаться к тебе по первому зову. За то время, что мы живем у вас в особняке, ты стала мне как сестра.

– Спасибо, Розалия.

– Я в полном твоем распоряжении, – не могла угомониться свекровь. – Подставляю плечо помощи. Хочешь, прямо сейчас поедем в бутик для поднятия тонуса?

– Розалия Станиславовна, придите в себя! Какой бутик? – возмутилась Катарина.

– Извиняюсь, я не соображаю, что говорю. Я, пожалуй, пройдусь по саду. Наташка, топай за мной.

Аглая, отстранившись от суетившегося вокруг Бориса, нетвердой походкой прошла в кабинет сестры.

– Катарина, зайди на минутку, – позвала Гжельская.

Не переставая чиркать зажигалкой, Аглая сказала:

– В акте, где указывался перечень вещей Шурочки, значилось платиновое кольцо в форме змейки.

– Вы уже говорили об этом в машине.

– Но я не сказала, что это кольцо Шуре подарила я. Шесть лет назад на ее шестидесятилетие. Ей кольцо не понравилось, она ни разу его не надела. Ни разу! А перед самой смертью… Ката, это знак свыше. Значит, Шурок меня простила. Простила, понимаешь? Последние дни мы были в ссоре, при любом случае старались сказать друг другу колкость. А теперь… Шурочка не надела бы кольцо, не простив меня. Я это точно знаю.

– Конечно же, она вас простила, так же как и вы ее. Ведь в действительности вы любили сестру. Да, иногда она была несносной, но кто, скажите, кто из нас без греха? Все мы ссоримся с близкими, порой говорим им то, чего не следовало бы. Нервная система – штука сложная, и частенько она дает сбой.

Гжельская заплакала.

– Шурка, Шурка, как же так? Убили. Сначала Олега, теперь ее… Откуда взялось это проклятье? Права была бабка, сказав, что смерть третьего ребенка обернется для Шурочки настоящей трагедией. После смерти Олежека и сорока дней не прошло, а он уже с матерью встретился.

– Аглая Константиновна, о какой бабке вы упомянули?

– Жила у нас одна старушенция в деревеньке. К ней часто народ бегал. В основном советовались, просили помощи. Она была вроде знахарки. Всем помогала, никому не отказывала.

– А при чем здесь смерть третьего ребенка?

Гжельская всхлипнула:

– Олег третий сын Шуры. И хоть не рожала она его, а судьбу, видно, не обмануть. Не простили нам с Шуркой на небесах подмену, ох не простили. Родной сын жив, а приемный ушел.

У Каты

закружилась голова.

– Чей родной сын жив?

– Шурочкин. Она давно хотела открыть ему правду, но я противилась. Спрашивала, зачем ворошить прошлое? Ни к чему это. А Шура настаивала, материнское сердце никак не хотело успокоиться. И теперь я сделаю то, чего так хотелось Шуре, – расскажу ему все! Он поймет. Поймет и простит.

– Кому?!

– Эрнесту! Эрика родила Шура… сорок два года назад. Она его родная мать, а я… всего лишь тетка.

У Катарины даже не было времени, чтобы впасть в шоковое состояние. Аглая Константиновна начала говорить.

* * *

Бойкая девушка Шурочка Иванова выскочила замуж, едва ей исполнилось восемнадцать. Парень, ставший ее законным супругом, проживал в соседней деревеньке и, положа руку на сердце, не привел в восторг родителей Александры. Оно и понятно, какому отцу захочется, чтобы его кровиночка связала жизнь с вечным балагуром, у которого в голове гуляет ветер?

Но ситуация требовала немедленного узаконивания отношений. Шура ждала ребенка.

После свадьбы, на которой жители двух деревень гуляли три дня, Александра стала жить в избе мужа.

Шестнадцатилетняя Глаша бегала к Шурке каждый день. Она в мельчайших подробностях выпытывала у старшей сестры прелести семейной жизни и в красках пересказывала, что и как о непутевом зяте говорят отец с матерью.

Первенец Александры умер, не дожив два месяца до года. Отношения в молодой семье дали трещину. В двадцать лет Шура снова забеременела. Второй сын родился недоношенным – мальчик постоянно болел, казалось, хвори притягиваются к нему магнитом. В одиннадцать месяцев он умер во сне от удушья.

Шура намеревалась утопиться в реке и лишь благодаря вовремя подоспевшей Аглае осталась жива.

Сама Глаша к тому времени вышла замуж за Бориса. Жили супруги в доме Ивановых, которым зять младшей дочери казался самым достойным парнем в Советском Союзе.

О третьей беременности Александра узнала спустя год после неудачной попытки свести счеты с жизнью.

Но если раньше она прыгала от счастья, узнав, что в скором времени станет матерью, то теперь сильно испугалась.

Прибежав в родительский дом, Шура зачастила:

– Глаша, мне страшно. Я боюсь рожать ребенка. Вдруг он тоже умрет? Посоветуй, что мне делать, мочи нет томиться в сомнениях. Все глаза выплакала.

– Мужу о беременности рассказала?

– Он не узнает! – отрезала Шура. – И вообще, не муж он мне больше. Не буду с ним жить. Руки стал распускать, пьет и уже вторую ночь дома не ночует.

– Как же ты забеременеть умудрилась?

– А то ты не знаешь?

Аглая развела руками:

– Шур, я тебе не советчик. Поговори с матерью.