Безумный корабль
Шрифт:
Выбравшись на верхнюю палубу, Альтия увидела Брэшена, беспокойно ходившего туда и сюда. Он, однако, не просто беспокоился, но еще и торжествовал. Заметив Альтию, он сразу повернулся ей навстречу:
– А ведь держимся!… Вода еще поступает, но совсем немного: двое на помпе отлично с нею справляются. Думаю даже, что к завтрашнему утру течь должна совсем прекратиться. Есть и некоторый крен, но уложим хороший балласт, и все выправится. – Его лицо было озарено внутренним светом, которого Альтия за ним не замечала со времен плавания на «Проказнице» под началом Ефрона Вестрита. Он расхаживал по палубе широким и пружинистым шагом. – Подумай только, ничто не треснуло, никакие дерева* [Дерево, дерева – деревянные части конструкции судна.]
Его ликование оказалось очень заразным. Альтия последовала за ним и тоже стала покачивать руками поручни, проверяя, сильно ли расшатались, открывать и закрывать крышки люков – плотно ли прилегают. Работы на «Совершенном» оставалось еще поистине выше крыши, но все надо было просто приводить в порядок, а не переделывать заново.
– Пока останемся около баржи, – сказал Брэшен. – Пусть его обшивка как следует пропитается и разбухнет. Потом перешвартуем его к западному молу для окончательных доделок.
– Туда, где… другие живые корабли? – спросила Альтия. Ее радость немного померкла, эта мысль не радовала.
Брэшен почти с вызовом повернулся к ней лицом:
– А куда еще? Он – живой корабль, и все тут!
Она ответила столь же откровенно:
– Я тоже боюсь того, что они могут наговорить ему. Хватит одного дурацкого замечания, чтобы он опять впал в неистовство.
– Альтия, этого не избежать, – сказал он. – А значит, чем раньше мы начнем над этим работать, тем и лучше. – Он шагнул к ней, и ей показалось, что вот сейчас он возьмет ее за руку. Но он лишь жестом пригласил ее с собой и направился к носовому изваянию. – Думаю, – проговорил он на ходу, – как мы взяли да и плюхнули его в воду, так же надо взять и плюхнуть его сразу в обычную жизнь. Будем обращаться с ним, как обращались бы с любым самым обычным живым кораблем. И посмотрим, как он к этому отнесется. А то чем больше мы тут вокруг него на цыпочках бегаем, тем больше он будет нам на голову садиться!
– Ты в самом деле думаешь, будто все произойдет так просто? Начать поступать с ним по-обычному, и он сразу поведет себя, как положено приличному кораблю?
Брэшен улыбнулся углом рта:
– Нет, конечно, не думаю. Но надо же с чего-то начать! Начать – и надеяться на лучшее…
Альтия помимо воли расплылась в ответной ухмылке. Что-то в ней отзывалось ему, что-то столь глубинное, что разум отказывался постичь. Влечение, которое она испытывала к этому человеку, никакими рациональными понятиями объяснить было нельзя. Равно как и отменить. Она просто наслаждалась, видя, что он двигается и разговаривает точно как прежде, – и все. Циничный, обиженный на весь свет проходимец, которого сообща сотворили Кайл Хэвен и Торк, подевался неизвестно куда. Перед ней снова был тот человек, что ходил у ее отца старшим помощником.
Они вместе поднялись на бак и подошли к поручням. Брэшен свесился вниз:
– Эй, Совершенный! У нас все получилось, дружище! Ты опять на плаву, и пусть все, кому интересно, придержат рукой челюсти, покуда не потеряли!
Носовое изваяние не пожелало ответить. Брэшен слегка передернул плечами и покосился на Альтию, выгнув бровь. Похоже, даже и это его пронять не могло! Он прислонился спиной к поручням и стал смотреть на густой лес мачт, которым издали казалась гавань Удачного. Потом на его лице возникло какое-то далекое выражение, и он вдруг спросил:
– Ты за это меня ненавидишь?
В первый миг она готова была решить, что он снова разговаривал с кораблем. Однако потом перехватила его вопросительный взгляд. Она даже растерялась:
– За что?…
Он повернулся прямо к ней и заговорил с грубоватой честностью, которую она так хорошо помнила:
– За то, что стою тут… на что я, признаться, даже и не рассчитывал.
Он пытался говорить совершенно серьезно, но лицо само так и растягивалось в улыбке. И было что-то в этой улыбке, отчего у нее слезы так и подступили к глазам. Она поспешно отвернулась, пока он ничего не заметил. Как он жаждал этого момента! Как давно он его жаждал!
– Нету у меня к тебе никакой ненависти, – тихо ответила она. И сама поняла, что сказала правду. А самое удивительное, что она не чувствовала в душе ни единой царапающей занозы, именуемой ревностью. Напротив – она всем сердцем разделяла его торжество. Она плотно обхватила рукой поручни «Совершенного»: – Здесь ты на своем месте, Брэшен. И он тоже! Впервые за столько лет он угодил в хорошие руки! И после этого я должна ревновать?… – Она украдкой посмотрела на Брэшена. Ветер шевелил его темные волосы, а лицо показалось ей таким скульптурно-красивым, что, право, он сам мог бы быть носовым изваянием корабля. – Полагаю, – сказала она, – мой отец сейчас от души хлопнул бы тебя по спине и сердечно поздравил. А также предупредил со всей откровенностью: как только подо мной окажется моя дорогая «Проказница», ты только и увидишь, что буксир с нашей кормы!* [«Буксир с нашей кормы…» – имеется в виду жест шутливого вызова: показывание с кормы буксирного троса судну, которое обгоняет более быстроходный корабль. Дескать, не взять ли вас на буксир, тихоходы?]
И она улыбнулась ему – широко, искренне и открыто.
Совершенный слышал, как они подходили, слышал, как они разговаривали… Он знал: они перемывали ему косточки. Слухи, сплетни, кривотолки… Все они одинаковы. Они предпочитали говорить о нем, но не с ним. Они держали его за дурака. Они не видели смысла в том, чтобы с ним о чем-нибудь побеседовать. Поэтому он слушал их разговоры и не чувствовал себя так, будто подслушивает. Теперь, когда его днище купалось в соленой воде, он гораздо острее ощущал их присутствие. И воспринимал не только слова, которые ветер доносил до его слуха, но и сами их чувства.
Сам он сперва ощущал раздражение, но оно быстро исчезло, смытое любопытством и чуть ли не благоговением. Да!… Теперь он чувствовал их со всей ясностью. Почти так же, как чувствовал бы члена своей собственной семьи. И он потянулся к ним навстречу. Очень, очень осторожно. Он не хотел, чтобы они, в свою очередь, заметили его духовное присутствие. Для этого еще не настало время.
Они так и лучились сильными переживаниями. Брэшен был просто пьян от восторга, и Альтия ликовала с ним вместе. Но было и еще что-то – нечто, клубившееся и перетекавшее между ними. Он никак не мог определить «это» для себя, подобрать нужное слово. Самым близким было ощущение соленой морской воды, впитывавшейся в его доски, отчего каждая постепенно занимала свое должное место. Все линии, так или иначе искаженные, постепенно выправлялись и выпрямлялись. Примерно так же и между Альтией и Брэшеном что-то становилось на место. И даже напряжение, витавшее и звеневшее между ними, они признавали и принимали. Оно было вроде противовеса воцарившейся легкости. Как бы еще выразиться?… Да. Вроде ветра в парусах. Не будет силы, приложенной к полотнищам парусов, и с места не сдвинешься. Такого напряжения не избегать надо, а всячески стремиться к нему!
А они? Избегали или стремились?…
Только когда Брэшен нагнулся через поручни и заговорил с ним, Совершенный сообразил, до какой степени они стали близки. Он до того тонко ощущал их обоих, что даже не заметил, как сократилось физическое расстояние.
Тем не менее отвечать ему все равно не захотелось.
Но потом и Альтия наклонилась через фальшборт, и его окончательно захлестнула волна сопереживания. От Брэшена к Альтии, от Альтии к Брэшену… не минуя и его самого. Он был включен в их круг.