Безумный корабль
Шрифт:
Сельден же нагнулся к ней вплотную и прошептал прямо в лицо:
– Малта! Обещай, что кое-что сделаешь!
Она отодвинулась прочь, насколько могла. Сельден недавно поел пряного мяса.
– Сделаю что? – спросила она. Он еще раз огляделся:
– А когда вы с Рэйном поженитесь, можно я останусь жить с вами здесь, в Трехоге?
Малта не стала ему объяснять, что виды на свадьбу с Рэйном стали очень, очень туманными. Лишь поинтересовалась:
– Почему тебе этого хочется?
Сельден выпрямился и начал болтать ногами.
– Да потому, что тут хорошо. Тут есть мальчишки, с которыми можно играть. И на уроки я хожу с младшими Хупрусами. И тут уйма подвесных мостиков,
– Вы что, были в старом городе во время ночного толчка?…
– Вот это было самое здоровское! – Его глаза разгорелись.
– Не делай так больше. И маме не говори, – привычно предупредила Малта.
– Я что, выгляжу глупеньким? – поинтересовался Сельден, изображая взрослое высокомерие.
– Выглядишь, – подтвердила она. Сельден заулыбался.
– Пойду разыщу Уайли. Он пообещал взять меня покататься на одной из тех толстых лодок, если удастся увести хоть одну!
– Только смотрите оба, а то как бы река ее не разъела прямо под вами!
Теперь у Сельдена стал вид всезнайки:
– Это все небылицы! Ну, то есть, если случится трясение и вода станет белой, тогда она вправду все разъедает. Но Уайли говорит, что в обычное время толстые лодки выдерживают дней по десять, не меньше. А то и больше, особенно если на ночь их вытаскивают, переворачивают вверх дном… и писают на них!
– Фу, – сказала Малта. – Вот это-то, скорей всего, как раз небылица. Тебе ее рассказали, чтобы ты выглядел дурачком, когда ее повторять станешь.
– А вот и нет! Мы с Уайли сами видели, как мужчины писали на свои лодки! Позапрошлым вечером, вот!
– Иди отсюда, писун. – Малта вытянула из-под него покрывало.
Сельден поднялся.
– Так можно я останусь с тобой, когда ты женишься с Рэйном? Я совсем не хочу обратно в Удачный!
Она твердо ответила:
– Там видно будет.
«Вернуться в Удачный… Легко сказать. Откуда нам знать, существует он вообще или нет?…» Со времени их приезда сюда от бабушки не было никакой весточки. И будет навряд ли. Обученные птицы носили туда-сюда лишь короткие сообщения, касавшиеся войны. «Кендри», переправивший их сюда, был единственным живым кораблем, ходившим вверх и вниз по реке. Остальные охраняли устье реки и вход в гавань Удачного. Они старались отгонять не только калсидийские галеры, но и морских змей, которых в водах возле устья с некоторых пор была тьма-тьмущая.
Сельден, резвый, как птичка, спрыгнул с дивана и умчался из комнаты. Малта покачала головой, глядя ему вслед. Как быстро он оправился. И даже более того. Он стал личностью. Может, именно об этом говорили родители, отмечая, как быстро растут дети?… Подумав так, Малта едва не расчувствовалась по поводу надоедливого братишки. И мысленно усмехнувшись, спросила себя, а не означает ли это, что и она тоже растет?…
Она вновь откинулась на диване и прикрыла глаза. Окна были открыты, по комнате вольно гулял свежий воздух с реки. У реки был свой запах, но Малта к нему уже привыкла. Почти…
Кто-то легонько поскребся в дверь, потом вошел.
– Сегодня ты выглядишь получше! – сказала ей лекарка. Она неизменно старалась подбодрить
– Спасибо, – поблагодарила Малта, не открывая глаз.
Лекарка не носила вуали. Лицо у нее было бугристое, как оладья, а кожа на руках – грубая, словно у собаки на подушечках лап. От ее прикосновения у Малты непроизвольно бежали по телу мурашки.
– Я думаю, – сказала Малта с некоторой надеждой, что ее оставят в покое, – мне особо ничего не нужно, только отдых…
– Сейчас тебе как раз очень вредно неподвижно лежать. Ты сама говорила, что стала видеть не хуже прежнего. У тебя действительно больше не двоится в глазах?
– Все в порядке, – заверила ее Малта.
– И ты ешь с аппетитом, и живот все переваривает?
– Да.
– И голова больше не кружится?
– Иногда… Только при резких движениях.
– Тогда тебе надо начинать вставать и ходить! – Женщина прокашлялась, в горле у нее заклокотало. Малта постаралась не содрогнуться. Женщина шмыгнула носом и продолжала: – Сломанных костей мы у тебя не обнаружили. Значит, пора подниматься, пока твои руки-ноги не позабыли, как двигаться! Если слишком долго лежать, тело, знаешь ли, забывает… Так недолго и калекой стать!
Малта знала: если начать возражать, лекарка только станет настойчивей.
– Быть может, к вечеру соберусь с силами…-сказала она.
– Ни к чему ждать так долго. Я найду кого-нибудь, кто выведет тебя на прогулку. Помни, теперь тебе пора лечиться движением. Я свое дело сделала. Теперь очередь за тобой!
– Спасибо тебе, – повторила Малта.
Лекарка была ужасно несимпатичной для представительницы своего ремесла. Малта решила, что, когда явится обещанный помощник, она обязательно будет спать. Вряд ли кто-нибудь побеспокоит ее тогда. Это было единственной выгодой от ранения – с тех самых пор она вновь обрела способность спать спокойно, без мучительных снов. Сон снова предоставлял ей возможность убежать от действительности. Засыпая, она забывала и обидное недоверие Рэйна, и то, что ее отец был в плену либо вовсе погиб… и даже запах пожаров в Удачном. Забывалось и то, что ее домашние были теперь нищими, а сама она – заложницей договора, заключенного еще до ее рождения. Забывались все неприятности и неудачи…
Слушая шорох удаляющихся шагов лекарки, Малта уже звала к себе сон. Ничего не получалось: сегодня все только и делали, что лишали ее покоя. Для начала утром пришла мама. Она была сама не своя от горя и беспокойства, но старалась вести себя так, словно Малта была, есть и будет ее единственной заботой. Потом принесло Сельдена. Потом лекарку… Как тут заснешь?
Оставив бесплодные попытки, она открыла глаза и стала смотреть на высокий купольный потолок. Он был плетеным, что навевало мысль о корзине. Трехог оказался совсем не таким, как она себе представляла. Воображение рисовало ей великолепный мраморный дворец Хупрусов, а кругом – величественный город с широкими улицами и прекрасными зданиями. Во дворце должны были быть роскошные покои, изукрашенные темным деревом и дорогим камнем, дивные бальные залы и длинные галереи. А вместо всего этого… Трехог в точности соответствовал выражению Сельдена: город из домиков на деревьях. Легкие жилища покоились на верхних сучьях деревьев, росших по берегу реки. Их соединяли шаткие мостики. Здесь, в верхних, пронизанных солнцем «этажах» леса, все старались делать по возможности нетяжелым. Некоторые жилища поменьше представляли собой самые настоящие корзины, хотя и очень большие. Они раскачивались на сильном ветру, словно клетки для птиц. Дети спали в гамаках и пользовались вместо стульев плетеными петлями. Все, что вообще можно было сплести из веток и стеблей, именно так и изготовлялось…