Безупречные создания
Шрифт:
Она бы тоже хотела уехать подальше и поскорее забыть лежащую в луже крови Ольгу или прикосновение к ледяной, синюшной Татьяне. Хотя бы немного нервы на свежем воздухе успокоила бы. К тому же на летние каникулы в стенах Смольного оставались лишь бедные сиротки и пепиньерки, которые проживали в институте после выпуска на правах надзирательниц и кандидаток в учительницы. Благородные особы своих дочерей всегда забирали.
Вероятно, все эти мысли оказались написаны на изумлённом лице Лизы, потому что княжна Ливен строго сказала:
– Ваш родитель волнуется за свою единственную дочь, Елизавета Фёдоровна. Проявите к нему должное уважение. Он боится
– Простите мою дерзость, ваша светлость. – Лиза опустила глаза и присела в коротком реверансе.
Елена Александровна отмахнулась со смесью раздражения и усталости.
– Ваша спальня опечатана, пока ведётся следствие, – сообщила она. – Да и вряд ли вы вовсе готовы там находиться после всего. Ваши вещи уже перенесены в отдельную комнату. Это лучшая комната в институте, – подчеркнула Елена Александровна. – Вы можете оставаться в ней до приезда вашего отца и сколько пожелаете в следующем учебном году. Надеюсь, эта новость хоть немного скрасит ваше ожидание.
– Благодарю вас. – Лиза снова присела в реверансе.
– Можете быть свободны. – Начальница отвернулась к окну с выражением глубокой утомлённости на пожилом лице. – Анна Степановна, проводите вашу воспитанницу в её новую спальню, будьте любезны.
Свиридова взяла Лизу под локоть и послушно вывела прочь.
Коридоры Смольного как раз заполнились людьми. Младшие девочки в коричневых платьях, средние в голубых и старшие в белых – все они сновали небольшими группками, спеша с одних занятий на другие. За цвета нарядов их так и прозвали с самого основания института: «кофейные», «голубые» и «белые». Все об этих прозвищах знали даже вне стен Смольного. По ним зачастую и понимали, о ком идёт речь.
Помимо расцветки платьев различались и причёски воспитанниц. Младшим волосы по традиции завивали. Средние девочки носили две косы. Старшие – одну.
Учёба в Смольном продолжалась девять лет. Три возраста по три года.
«Голубые» смолянки воевали со всем миром: подначивали младших и звали их нюнями, язвили «белым» и конфликтовали с учителями. Маленькие «кофейные» барышни стремились подражать «белым». «Белые» же опекали младших и являли собой образец нравственных достоинств и пользовались уважением, поскольку близился их выпуск, и лучшие из них могли удостоиться получения главной награды – «шифра» – золотого вензеля в виде буквы «Е» на расшитом белоснежном банте. Этот знак отличия, введённый ещё императрицей Екатериной II, означал не просто успехи в обучении. Он давал право получить пост фрейлины при дворе.
Сегодня даже самые отчаянные воспитанницы вели себя тихо. Общая трагедия сплотила смолянок.
Никто не шумел по обыкновению, но теперь Лизе казалось, что все умолкают и бросают на неё любопытные взгляды. Если бы не классная дама, к ней бы обязательно пристали с расспросами. Оттого Бельская пришла к неутешительному выводу, что недели в ожидании отца окажутся для неё сущим испытанием.
Глава 3
Отдельная комната, что выделили для Елизаветы Бельской, и вправду оказалась лучшей гостевой спальней в Смольном. Впору селить великих княжон. Лиза даже не предполагала, что столь отменные комнаты имелись в институте. Одна обстановка чего стоила!
Начисто
Ещё одной роскошью оказалась собственная умывальная комнатка с входом в неё прямо из спальни. Помещение было совсем тесным, а кафель на полу и стенах выглядел слегка обшарпанным, но всё же самое необходимое для комфортного проживания имелось.
В углу спальни красовались огромные часы с маятником. Настоящие «дедушки часы», каких Лиза больше нигде в институте не видела. К сожалению, они не ходили, а маятник висел неподвижно в одном положении, но девушке всё равно очень понравился этот изысканный предмет давно ушедшей эпохи.
Печка в летнее время года оказалась вычищена и закрыта. Сине-белые изразцы на ней напоминали Лизе гжель. Будто и не печка вовсе, а заколдованный предмет из позабытой русской сказки.
Комната выглядела восхитительно. Здесь было свежо и по-домашнему уютно. Пахло чистыми простынями и мылом. Наверное, поэтому сердце девушки болезненно сжалось, едва она переступила порог.
Мысли о том, по какой причине она оказалась в столь красивом месте, не давали ей покоя. Лучше бы она продолжала тесниться с тремя подружками в их общей комнате, чем оказалась в гостевой спальне наедине со страшными переживаниями.
В первую ночь Лиза проплакала почти до рассвета. Она не погасила лампу на прикроватном столике, но всё равно не могла сомкнуть глаз. В каждой тени ей мерещились лица мёртвых подруг. В каждом шорохе – их шаги. Если девушка проваливалась в сон, она почти тотчас просыпалась от тревожного ощущения, что она не одна в комнате. Когда же Лиза открывала глаза, то вновь погружалась в иной кошмар. В осознание того, что Оли и Тани больше нет, а Натали забрали домой.
Беспокойный, муторный сон сморил Бельскую на рассвете. Когда же Анна Степановна явилась разбудить девушку на занятия, Лиза вновь начала плакать горько и безудержно. Наверное, девушка напугала этим припадочным состоянием свою наставницу, потому что Свиридова тотчас сбегала за доктором, который выдал Бельской успокоительные капли и прописал постельный режим. И всё же Анна Степановна уговорила свою подопечную выйти из комнаты на прогулку ближе к обеду, ссылаясь на то, что свежий воздух вернёт ей силы и желание жить.