Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы)
Шрифт:
Это юное существо было оставлено на попечение тетушки и принуждено слушаться ее, и малейшее стремление к независимости, по-видимому, задевало теткину гордость, а когда эта страсть разгорается, любые увещевания лишь подогревают ее. Если бы я считала тетку способной на действительную озабоченность счастьем племянницы, я бы питала какие-то надежды; но знаете, я никогда не могла заподозрить в этой даме никаких признаков мягкости. Я бы хотела обмануться. Жалею эту юную бедняжку, которой с малых лет так нещадно потакали, что она не терпела ни малейшего возражения, и внезапный переход от этого баловства к строгой суровости в те лета, когда детский ум еще не способен заглянуть далее настоящей минуты, и должен был привести к тем результатам, к которым привел. Но мне нет нужды обсуждать с Вами это дело: Вы, я знаю, рассудите его правильно и по-доброму.
Что касается любопытства м-ра М., мол, была ли я в русской бане, оно не заслуживает ответа, а вызывает лишь презрение к людям с таким складом ума, которые, сказав непристойность, думают, что произнесли остроту.
Жаль, что Вы находите нужным извиняться, рекомендуя мне кого-либо
Мадам,
с большим удовольствием сообщаю Вам, что наш маленький герой — офицер, хотя и в низком чине; надеюсь все же, он вскоре получит повышение. Поскольку в первый раз его представляла я, его прозвали «дамским фельдмаршалом». М-р Р. сказал ее величеству, что его жена покровительствует молодому человеку, которого рекомендовали ей дамы, постеснявшиеся написать ему самому (м-ру Рондо. — Н.Б.). Императрица ответила, что м-р Р, поступил очень умно, сделав меня посредником, но это пока не убеждает ее, что он не способен к ревности, ибо в какой бы безопасности он себя ни чувствовал теперь, считанные годы могут изменить юного искателя славы, и у нее есть сильное предчувствие, что он станет фельдмаршалом. Это так воодушевило молодого человека, что он сильно важничает. Когда он, уже в форме своего полка, целовал ей руку, императрица спросила его, сколько ему лет; вопрос заставил его густо покраснеть, и переводчику с большим трудом удалось сохранить серьезность, когда юноша ответил, что ему через десять месяцев исполнится шестнадцать. Она улыбнулась и заговорила со мной по-русски. Ему очень хотелось знать, что она сказала, но если бы я передала ему ее слова, его гордость была бы задета. Так что он тешит себя мыслью, будто в нем видят важную персону.
Я с удивлением узнала, что Вас задела Ваша неудача в посредничестве между тетей и племянницей. Неужели Вы рассчитывали на успех? Вы пишете; «Она говорит о своей племяннице с большой любовью и тем не менее не слушает никаких доводов». Вы слишком хорошо разбираетесь в человеческой природе, чтобы не знать, что рассуждающие о нежных чувствах сами никогда их не испытывают ибо истинную любовь и привязанность нельзя ни выразить словами, ни скрыть. Слова тут бесполезны, а самый пустячный поступок исполнен смысла. Равным образом Вы ожидаете невозможного и от племянницы: ну разве способна пятнадцатилетняя девочка, к тому же вышедшая замуж за баронета, признать этот шаг опрометчивым? Нет. И, по правде говоря, я надеюсь, она никогда не согласится с этим, так как в ошибке ее может убедить лишь его обращение с нею, а я надеюсь, этого не случится.
Вы веселитесь над моими словами, что они проявляют мудрость, говоря с Вами о мужьях и детях, — это, мол, то же самое, как заставить юную мисс Т. трудиться, когда все остальные танцуют кадриль, — но Вы сами дали к этому повод.
Прошу Вас, будьте снисходительны и помогите мне постичь смысл этих стихов, ибо я стала так тупа, что не могу его разгадать. Но, быть может, здешний морозный климат способен послужить извинением недостатку сообразительности в Вашей, и проч.
Мадам,
не воображаете ли Вы, будто я — Дон Кихот и меня на каждом шагу ожидают приключения. Я-то думаю, что благодаря мне мои русские друзья стали для Вас столь же близки, как для меня самой. Но должна сообщить Вам одну удивительную новость: Ваш старинный приятель граф Д., — здесь и очень любезен со мной. Последнее обстоятельство настолько необычно, что я почти вообразила, будто он намерен ухаживать за мной, ибо если любовь может перейти в ненависть, то почему ненависть не может перейти в любовь? Но недавно я нашла другую причину, которая повсеместно преобладает, — страх. Не так давно, придя к нам с визитом и застав меня одну он выразил надежду, что я никогда не буду поминать о забавном случае с леди Ф. и о перчатках с бахромой, так как этого, мол, и вовсе не было. Если не было, сказала я то ему нечего опасаться каких бы то ни было последствий; но даже если бы и было, он может быть спокоен на мой счету меня никогда и в мыслях не было рассказывать. Какая же низкая душа должна быть у этого несчастного, если он мог вообразить, что мне вздумается поступить так зло и выставить его в столь смешном свете там, где об этой истории не слыхали! Но подозреваю, что сам он способен оказать такую «услугу» другому человеку, иначе подобное не пришло бы ему в голову. Возвращаясь к началу письма, я удивляюсь тому, сколько строк я посвятила этому ничтожному человеку, которого никогда не считала достойным даже своих насмешек. Хотя Вы, прочтя следующее, конечно, посмеетесь над моим всегдашним умением произносить речи.
Не так давно на обеде в доме одного
Мы пошли смотреть только что купленный хозяином дома прекрасный гобелен, на котором был выткан купидон чудовищных размеров. Когда все общество обратило на это внимание, мне пришло в голову заговорить, и я сказала: «Это потсдамский купидон» и удивилась, почему мои слова вызвали такой взрыв хохота, но тут увидела стоявшего рядом бедного пруссака [77] .
77
Прусский король Фридрих-Вильгельм комплектовал свою гвардию из особо великорослых солдат. Было принято «дарить» или сдавать внаем великанов, что могло помочь при решении различных внешнеполитических дел с участием Пруссии. — Коммент. сост.
Поскольку мы много времени проводим в нашем маленьком сельском убежище, меня не ждут более одного раза в неделю на дворцовых приемах, и у нас есть время поездить по окрестностям. На прошлой неделе мы ездили осматривать дом, постройку которого начал Петр Первый, но так и не закончил [78] о чем можно пожалеть: замысел грандиозен, а местность весьма напоминает Петергоф, его я уже описывала Вам. Ее величество поговаривает о прокладке канала, чтобы большие суда могли подходить к самому городу, чего они сейчас не могут делать из-за отмели. Если так будет, этот дворец станет прекраснейшим в мире, поскольку канал пройдет через сады, очень обширные, и из дома будет видно, как по ним идут под парусами самые большие военные корабли. Вы скажете: «Задумано превосходно, но как это осуществить?» Ну, в мирное время войска здесь заняты на таких общественных работах и с их началом к ним приставляют сразу тридцать тысяч человек. Но как бы просто это ни было, надеюсь, что не останусь здесь до завершения строительства, а буду иметь удовольствие заверить Вас лично, что являюсь, и проч.
78
Имеется в виду дворец в Стрельне, строительство которого началось при Петре I и закончилось при Павле I. Самый длительный «долгострой» в России. — Коммент. сост.
Мадам,
Вы слишком любознательны и слишком любите необычное, чтобы я могла надеяться на Ваше снисхождение, если не расскажу о новом развлечении, которое было у нас при дворе этой зимой. Из досок соорудили приспособление, которое спускается с верхнего этажа во двор. Ширина ската достаточна для экипажа, а с каждой стороны маленький бортик. Скат залили водой, которая вскоре замерзла, затем его поливали еще, пока он не покрылся довольно толстым льдом. Придворные дамы и кавалеры садятся в сани, которые подталкивают сверху, и они летят вниз. Движение такое быстрое, что его не определишь никаким иным словом, кроме как полет. Порой, если на пути санок встречается какое-нибудь препятствие, седок вылетает из них кувырком; я полагаю, это делается ради шутки. Каждому смертному, появляющемуся при дворе, приходилось съехать с этой ледяной горы, как ее называют, но пока никто не сломал себе шеи. Я до потери сознания страшилась, что мне тоже придется съезжать по этому ужасному спуску, — не только из боязни сломать себе шею, но и просто очутиться в неприличном положении, о котором без ужаса и подумать-то нельзя, и я какое-то время не бывала при дворе, почти надеясь, что кто-нибудь, сломав себе руку или ногу, положит тем самым забаве конец; но все-таки я была вынуждена появиться там. Кто-то воскликнул: «Вы никогда не катались», ибо каждый был рад, если с его ближним обходились так же, как с ним самим. Услышав это, я готова была умереть, но ее величество сказала, что мое теперешнее положение не позволяет кататься, и, таким образом, меня простили. Если Вам придет в голову приехать сюда, пока это гора существует, Вам непременно надо иметь такой же предлог не кататься, иначе поедете вниз.
Теперь о Ваших семейных делах. Услышав, как Вы сетуете, что Вам не удалось убедить ни одну из этих дам пойти на малейшие уступки, и впрямь можно подумать, будто Вы очень плохо знаете род человеческий или не изучали людских страстей (хотя относительно и того и другого я уверена в обратном). Я уже говорила Вам, что это невозможно, поскольку обе дамы тешат свою гордыню. Предположи я, что это доставит Вам столько хлопот, я бы не втягивала Вас в это дело, но мне сдается, мадам, что при всем Вашем благоразумии, за устройством этого дела в Вас чуточку заговорило нечто, именуемое гордостью, и Вы уязвлены тем, что, несмотря на такое превосходство Вашего ума, не можете убедить их. Так ведь именно по этой причине и не можете: Ваши слова выше их понимания, поскольку мысли ни одной из них никогда не шли дальше болтовни за карточным столом или в обществе. Поскольку же мои умственные способности ближе к их способностям, чем Ваши, то, мне представляется, я могу Вам присоветовать путь более успешный, нежели убеждение. Когда которая-нибудь из них пожалуется Вам на другую, поддержите ее, побранив отсутствующую, н, смею сказать, обе рассердятся на Вас и объединятся. Это навело меня на мысль посоветовать м-ру Б, привлечь кого-нибудь для исполнения такой проделки, но, подозреваю, он слишком прямодушен и отнесется с презрением к победе, достигнутой посредством подобной хитрости, а потому не последует совету Вашей, и проч.