Безвременье
Шрифт:
— Нажмите, — попросил я. — А то они вас до смерти загрызут.
— Прямо наказание какое-то, — захныкал Фундаментал. — И, главное, никакого противоядия у нас против них с собой нет. — Он поспешно набрал скорость.
— А сколько вас? — спросил я.
— Не понял? — Фундаментал постепенно очищался.
— Как бы это попонятнее... О категории количества имеете представление?
— А как же!
— Так вот: какое количество человеко-людей находится в Космоцентре?
— А-а... Вот вы о чем... Не знаю..
—
— А вы знаете, сколько виртуальных людей в вашем виртуальном мире?
— Этот вопрос не имеет смысла.
— Вот и ваш вопрос тоже не имеет смысла.
— Вы же, людо-человеки, строго дискретны.
— Количество перешло в качество, а качество — снова в количество, но уже другое.
Мы еще поговорили о различных диалектических категориях. В своих теоретических познаниях он, как мне показалось, был не очень силен и больше склонялся к Ильину и Энгельсу, чем к Платону, Плотину и Проклу. Ну, да это его дело... Он или действительно не знал, или не хотел говорить, сколько человеко-людей в Космоцентре.
Пободревший Фундаментал открыл дверь отсека "0", мы вошли и сели в кресла.
— Для вас-то ничего не изменилось, — завздыхал Фундаментал. — А я вот на сутки постарел.
— Да? А могли бы помолодеть.
— Хм... Хорошо бы. Да только мы старимся, а не молодеем. Кстати, а вы? Вот вы как-то сказали: "Пребываю". Не есть, а пребываю. С вашим есть мне теперь более-менее понятно. А как с быванием? Там вы тоже становитесь старше и моложе иного, а иное становится старше и моложе вас, то есть одно не бывает ни старше, ни моложе иного?
— Да вам уже и объяснять ничего не надо.
Конечно, он поймал меня опять. Но выкручиваться не имело смысла.
— Одно сущее причастно времени и свойства становиться старше и моложе. Отсюда, ему необходимо быть причастным и категориям "некогда", "потом", "теперь".
— Другими словами, — продолжил Фундаментал, — одно сущее и было, и есть, и будет, и бывало, и бывает, и будет бывать!
— Да. — Я не возражал. — Абсолютное одно порождает из себя сущее одно, или множественную единичность подвижного покоя самотождественного различия.
— Интересно, конечно, как это оно порождает? Но пока сделаем такой вывод: было, есть и будет нечто такое, что относится к вам и принадлежит вам. Относительно вас как одного сущего может быть и знание, и мнение, и чувство. Есть для вас и имя, и слово. Вы и именуетесь, и можете быть высказанными. Так кто же вы, дорогой мой виртуальный человечище? А?
— На сегодня, пожалуй, хватит, — ответил я.
— На сегодня завтрашнего дня, или позабудущего года? — хитро сощурился он.
36.
Пров спел еще несколько песенок.
— Хватит. Выпьем, закусим и за работу.
Девчонки надули губки. Конечно, постели их редко пустовали, но такого кавалера, как Пров, среди высокопоставленных посетителей особняка вряд ли можно было сыскать. Я им сочувствовал.
Пров подал пример, начав опустошать тарелочки, мисочки, чашечки, да еще приговаривая при этом:
— М-м... Говядина. Картошечка... Похоже на сметану... С красным молотым перцем... Сорок градусов. Стандарт.
При этом он умудрялся оказывать внимание девушкам, шутил, подковыривал меня своими остротами. В голове у меня уже шумело от выпитого.
— Все, красавицы, — сказал он. — Не прощаемся, но на время расстаемся. — Он обнял их, прижал к себе, похлопал по плечам. — Жучихи, вы мои, милые! — И выпроводил их из кабинета. Мне кажется, они даже не обиделись. А если и обиделись, то не на Прова, а на его неотложную, будь она неладна!, работу.
— Начнем, пожалуй, — сказал Пров. — По ходу давай развернутый комментарий.
— Без всяких...- засомневался я.
— Без всяких! — заявил Пров. — Они все равно нас выпотрошат, если захотят.
Компьютер воссоздал обстановку, в которой я действовал. Пров иногда спрашивал:
— Здесь что-нибудь?
— Нет. Ничего особенного. Дальше?
Задержались мы, когда пошли кадры моего вступления в Смолокуровку. Пров тщательно исследовал избы, крупным планом вызвал на экран наличники окон, крылечки, печные трубы. Песню смолокуровского ваганта он прослушал дважды.
— Какая-то уж очень необычная одежда, — сказал я.
— Занятный тип, — согласился Пров.
Вот я догоняю идущую впереди женщину, вот окликаю ее, она оборачивается. Пров остановил кадр, увеличил изображение. Какая-то доброта светилась на лице женщины. Пров, не отрываясь, смотрел на нее и дыхание его становилось все тише, все незаметнее. Кажется, он вообще уже не дышал.
— Да-а... — сказал я. — Такая, кого хочешь, заворожит.
— Кто это? — спросил Пров и часто задышал. Ожил, значит.
— Знакомая одна. Галина Вонифатьевна...
— Галина Вонифатьевна, — повторил, как эхо, Пров. — Принеси водки.
— Что?
— Водки, говорю, принеси. Прозрачная такая...
Я отошел к кругленькому столику, налил в рюмку водки, прозрачной, крепкой, все еще холодной, вернулся, поставил перед ним. Кадр на экране компьютера так и не сменился.
— Самой интересное дальше, — сказал я
— Куда уж интереснее. — Он опрокинул рюмку в горло. Не булькнуло даже. — Она замужем?
— Да нет, вроде. С матерью живет. А вообще-то я насчет замужества не интересовался. Оплошал.