Безымянная тропа
Шрифт:
У доктора была привычка заканчивать все свои высказываниями словом «верно»– раздражающий маленький словесный тик, который заставлял его голос повышаться в конце каждого предложения. Хороший доктор, определенно, не знал, что так делает, но Брэдшоу отвечал на его вопросы буквально, потому что подозревал, что это может раздражать пожилого мужчину.
– Не верно.
– Простите?
– Шестая, - ответил Брэдшоу. Он не видел доктора, потому что все еще смотрел на деревянные лопасти потолочного вентилятора, но знал, что мужчина будет хмуриться,
– Это наша шестая сессия.
– Да?
– голос был недоверчивым.
– Да.
Брэдшоу хотел добавить: «Поверь мне, я знаю!».
– Уверен, что вы правы.
Сейчас лицо доктора будет олицетворением добросердечия, но, если Меллор не может понять простой факт, как этот, каков шанс, что он действительно сможет помочь Брэдшоу победить его «демонов», как они договорились называть их?
– Да, прав, - подтвердил Брэдшоу.
Доктор прочистил горло.
– Не хотите немного чая?
Всегда одно и то же предложение, всегда один и тот же ответ.
– Нет.
– Я выпью немного, если вы не возражаете, - сказал доктор.
– С чего бы мне возражать?
Он слышал, как доктор прошлепал по ковру, а затем раздался щелчок от включения чайника.
– Итак, когда вы были молодым парнем, как вы воспринимали себя, Йен? Не возражаете поделиться со мной? У вас столько времени, сколько вам необходимо.
– Если хотите.
На самом деле это не заботило Йена. Он просто хотел, чтобы секунды перерастали в минуты, а минуты накапливались как можно быстрее, пока их не становилось шестьдесят, и час не кончался, вслед за чем доктор торжественно провозглашал, как всегда и делал, «увы и ах, но наше время подошло к концу», прежде чем перейти к своей следующей жертве, старый козел обирала.
Брэдшоу раздумывал, прежде чем ответить, так долго, что услышал, как зашипел чайник, а затем и забулькал, после чего слова полились, казалось, на своей воле.
– Когда я был мальчишкой, я привык считать, что мир – это кино о моей жизни, и что я в нем звезда.
– Интересно, - сказал доктор и начал наливать чай.
– Да, так, - Брэдшоу мог слышать клацающий звук металлической ложки, задевающей стенки чашки из английского фарфора, пока доктор помешивал чай.
– А теперь, Йен, - мягко подтолкнул он, - как вы ощущаете себя сейчас?
Снова повисло долгое молчание, прежде чем молодой человек заговорил.
– Как актер из массовки, - ответил Брэдшоу, - без текста.
Меллор обдумывал ответ констебля Брэдшоу некоторое время.
– Стоит ли мне говорить вам, что я думаю?
– спросил, наконец, хороший доктор.
– Разве не в этом весь смысл упражнения?
– возразил Брэдшоу.
– Терапия – двусторонняя улица, Йен, - напомнил ему доктор Меллор.
– Вы разговариваете со мной, и мы устанавливаем доверительные отношения, со временем. Я чувствую, что будет только справедливо, отплатить вам ответным доверием.
– Так, значит вы собираетесь рассказать мне о вашем детстве?
– спросил Брэдшоу.
– Нет-нет, Йен, - легкая гримаса раздражения от обычно невозмутимого
– Это не то, что я собираюсь сделать, и, подозреваю, вы это знаете. Нет, я расскажу вам, что думаю. Что мы имеем тут – классический случай из жизни, когда не удается жить в соответствии с довольного завышенными ожиданиями. Я верю, что вы романтик в душе. Йен с романтичным взглядом на мир, и я только что не имел в виду увлеченность слабым полом, хоть вы сейчас и одиноки, - непонятно зачем напомнил ему доктор.
– Мы говорили прежде о вашем длительном желании вступить в ряды полиции, что, как я думаю, имеет непосредственное отношение к вашим детским комиксам о героях, которые неким образом спасают мир. Вы ожидаете, что работа в качестве офицера полиции будет тем, во что вы естественным образом вольетесь, и оказались впоследствии неготовым к рабочим разочарованиям.
– Как вы не видите, что в вас нет ничего неправильного, - внезапно весело провозгласил доктор, - кроме определенно временного чувства шока и отчаяния, вызванных травмой от… эм... инцидента, о котором мы обстоятельно говорили. А кроме этого, реалии каждодневной жизни просто не совпадают с вашими ожиданиями.
Доктор произнес эти последние слова, будто только что открыл лекарство от рака или, по крайней мере, от отдельного вида опухоли, которой был болен Брэдшоу. В этот раз молчание растянулось так долго, что доктор почувствовал себя обязанным подтолкнуть констебля.
– Верно? – сказал он.
– Я знал это, - сказал Брэдшоу и сел прямо на диване.
– Я, черт возьми, знал это. Иисус Христос, шесть гребанных часов ушло на то, чтобы вы, наконец, пришли к очевидному выводу! Жизнь не оправдала моих предыдущих надежд и ожиданий. Ну, так не только у меня, но и у девяти десятых населения планеты, не так ли? Я не думаю, что вы хотели заниматься этим, когда были ребенком.
– Успокойтесь, Йен, - предупредил доктор.
– Успокоиться? Полная чушь!
– Брэдшоу резко сел.
– С меня хватит, - сполз с дивана и с трудом надел куртку.
– Но, Йен, - запротестовал потерявший дар речи доктор, - мы едва провели сорок минут, осталось еще двадцать.
– Сдачу оставьте себе!
– прокричал Брэдшоу, выходя в двери.
Он не прошел и пары ярдов, когда женщина с ресепшена настигла его. Они оба двигались на скорости и почти врезались друг в друга.
– Констебль, - сказала она, - вас просят к телефону. Они сказали, это срочно.
Они быстро вместе направились к столу ресепшена, и Брэдшоу взял трубку. Это был Пикок.
– Тащи свою задницу сюда как можно быстрее, Брэдшоу, - приказал Инспектор.
– Босс хочет, чтобы все собрались в течение получаса.
– Что случилось?
– спросил Йен, и, когда Пикок ответил, ощутил, как место желудка занимает камень.
– Похитили еще одну девушку.
Глава 6
«Иисус», - подумал Том Карни, - «что он должен сделать, чтобы угодить этому мужчине?»
– В чем дело?
– слабо запротестовал он.