Безымянное семейство (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Взгляните, в каком состоянии наша мать! — снова заговорил он. — Ей больше не сделать и шага! У нее уходят последние силы! Завтра она уже не сможет подняться! Мы с братом, конечно, понесем ее! Но тогда нам тем более надо знать, куда вы намереваетесь идти и далеко ли это! Что вы решили, отец?
Так и не ответив, Симон Моргаз опустил голову и ушел в глубь пещеры.
Наступила ночь. Тяжелые облака покрывали небо и грозили слиться в тучу. Не было ни ветерка, лишь какие-то завывания вдалеке нарушали безмолвие этого пустынного места. Начал падать серый густой снег.
В пещере стало очень холодно. Жан вышел, набрал сучьев и разжег костер в углу, возле самого входа, чтобы дым мог
Бриджета по-прежнему неподвижно лежала на подстилке из травы, принесенной Джоаном. Остаток жизни, который еще теплился в ней, обнаруживался лишь по тяжелому дыханию, прерываемому долгими болезненными стонами. Джоан держал ее за руку, Жан был занят тем, что подбрасывал дров в огонь, поддерживая в пещере хоть какое-то тепло.
Симон Моргаз, скорчившись, полулежал в глубине пещеры, в отчаянии обхватив руками голову, словно в ужасе от самого себя. Огонь тускло освещал его скрюченную фигуру.
Пламя костра стало потихоньку угасать, и Жан почувствовал, как у него помимо воли слипаются веки...
Сколько часов провел он в забытьи, сказать трудно. Но когда он пробудился, то увидел, что последние угольки уже едва тлеют.
Жан встал, подбросил сучьев в костер, раздул его как следует, и пещера осветилась.
Бриджета и Джоан по-прежнему лежали рядом друг подле друга и не шевелились. А Симона Моргаза в пещере не было. Почему он покинул убежище, оставив спящих жену и детей?
Охваченный ужасным предчувствием, Жан собрался было выйти вон из пещеры, как вдруг грянул выстрел.
Бриджета и Джоан встрепенулись — они оба услыхали этот выстрел, прогремевший где-то совсем рядом.
Бриджета испустила отчаянный вопль, тяжело поднялась и, опираясь на сыновей, вышла из пещеры.
Бриджета, Джоан и Жан не прошли и двадцати шагов, как увидели распростертое на снегу тело.
Это был Симон Моргаз. Несчастный выстрелил из пистолета себе прямо в сердце.
Он был мертв.
Ошеломленные Джоан и Жан отпрянули. Перед их мысленным взором сразу промелькнуло прошлое! Неужели их отец и вправду виновен? А может, в припадке отчаяния он решил покончить с жизнью, выносить которую больше не мог?
Бриджета рухнула на тело мужа и сжала его в объятиях... Она не хотела верить в преступность человека, имя которого носила.
Джоан поднял мать и отвел обратно в пещеру, куда потом они с братом отнесли и тело отца, положив его на то самое место, где он лежал несколько часов назад.
И тут из его кармана выпал бумажник. Джоан поднял его, открыл, и оттуда вывалилась пачка банкнот [72] .
Это было то самое вознаграждение, за которое Симон Моргаз предал руководителей заговора в Шамбли!.. Теперь матери и сыновьям больше не приходилось сомневаться!
Джоан и Жан встали подле матери на колени.
Они так и застыли втроем над телом предателя, совершившего над собой суд и расправу, — обесчещенная семья, имя которой теперь должно было сгинуть навсегда вместе с тем, кто его опозорил!
72
Банкнота — банковский билет, денежный знак.
Глава III
НОТАРИУС-ГУРОН
Не без веских причин собрались генерал-губернатор сэр Джон Кольборн, полицеймейстер и полковник Гор у губернатора Квебека на совещание относительно мер по подавлению активности патриотов. В самом деле, грозное восстание должно было уже совсем скоро поднять все население франко-канадского происхождения.
Но если лорд Госфорд и его окружение были вполне оправданно озабочены
73
Мэтр, метр — учитель, наставник, почтительное звание человека выдающихся знаний и дарований.
Впрочем, «писание» — слово, пожалуй, не совсем подходящее для занятия, которым был всецело поглощен младший клерк [74] Лионель Рестигуш в данный момент, то есть в девять часов утра. Колонка неровных убористых строчек все росла и росла на красивой бумаге голубоватого цвета, отнюдь не похожей на грубые листы деловых документов. Временами, когда рука Лионеля замирала и он о чем-то глубоко задумывался, его взгляд скользил сквозь полузатворенное окно и рассеянно останавливался на памятнике адмиралу Нельсону [75] на площади Жака Картье. Спустя мгновение глаза его оживлялись, лицо светлело и перо снова начинало бегать по бумаге, а сам он — легонько покачивать головой, словно в такт какому-то внутреннему ритму.
74
Клерк — конторский служащий при парламенте, суде.
75
Нельсон Горацио (1758—1805) — английский флотоводец, вице-адмирал.
Лионелю едва исполнилось семнадцать лет. Его женственное лицо ярко выраженного французского типа, обрамленное светлыми, пожалуй, несколько длинноватыми, волосами, было прелестно, а голубые глаза напоминали лазурь больших канадских озер. У него не было ни отца, ни матери, и мэтр Ник, можно сказать, заменял ему семью, ибо этот почтенный нотариус [76] любил юношу как родного сына.
Лионель был в конторе один. В такой час здесь обычно пусто: ни остальных клерков, разосланных с поручениями, ни клиентов, несмотря на то, что контора мэтра Ника — одна из самых посещаемых в городе. Вот почему Лионель, уверенный, что его никто не потревожит, поспешил этим воспользоваться; но едва он успел витиеватым росчерком пера поставить свое имя под последней строчкой в самом конце страницы, как услышал:
76
Нотариус — лицо, в обязанности которого входит оформление договоров, завещаний, доверенностей.
— Ба! Ты что тут делаешь, мой мальчик?
Это был сам мэтр Ник, появления которого юный клерк, чересчур поглощенный своим тайным занятием, не заметил.
Первым побуждением Лионеля было открыть бювар [77] и сунуть туда свою бумагу; но нотариус, к великой досаде юноши, проворно схватил подозрительный листок, который Лионель тщетно пытался вернуть.
— Это что такое, Лионель? — спросил он. — Минуточку, это что — черновик, копия контракта?
— Мэтр Ник, поверьте, я...
77
Бювар — настольная папка с писчей бумагой, конвертами.