Безымянные боги
Шрифт:
Когда Цветава ответила согласием, он думал, что сейчас к потолку взлетит от счастья, но остался на месте, лишь обнял её осторожно, страшась потревожить раны. Она положила было ему голову на плечо, но вдруг охнула, перепугав его до смерти и скособочившись кинулась к груде тряпья, сваленного в углу, покопалась, ругаясь приглушённо, и вдруг засмеялась, вскинув над собой руку с зажатым в ней бурым куском ткани.
— Гляди, не потерялась!
Ждан подошёл ближе и увидел, что она держит в руках шапку-невидимку, насквозь пропитанную кровью.
—
Ждан молча расправил задубевшую ткань и надел пришедшийся впору колпак, вмиг исчезнув.
— Цела! — вновь рассмеялась Цветава.
Он снял шапку и протянул ей. Цветава начала было отказываться, говорить, что ему нужнее, но он упрямо вложил подарок банника ей в руки и добавил:
— Я и так обойдусь, а ты здесь остаёшься. Что угодно может произойти, а если тебя не станет, то и мне жить незачем.
— А что может произойти? — она тревожно посмотрела на него.
— Не знаю, —покачал головой Ждан, — но я по-прежнему чую, что верить никому нельзя. Тебе, разве что, да этим, вот, витязям.
Он указал на спящих друзей.
— Мы тебя дождёмся.
— Знаю, но, если вдруг я задержусь или не вернусь, или ещё что-то, сразу же убегайте, хватайте Сияну, княжну и бегите. Я вас потом разыщу. Обещай мне.
— Остальных отправлю, а тебя не оставлю, — нахмурилась Цветава. — Ты Явору не веришь? Он с нами бок о бок бился, едва с жизнью не расстался и меня от смерти спас.
— Не знаю я кому верить, потому и прошу тебя…
— А я тебе отвечаю. Дождусь тебя и не говори ничего.
Она обхватила его, прижалась всем телом и замерла, уткнувшись носом ему в грудь, а он лишь бестолково поглаживал её по волосам. Сколько они так простояли Ждан не знал, стояли бы и дольше, но всё разрушил Некрас, который поднял голову и пробормотал:
— Раскудахтались как курицы: «Пойду — не пойду» …
Ждан хотел было огрызнуться, но Цветава только рассмеялась и сказала:
— Мне повязки поменять надо. Поможешь?
Вестовой прибежал ближе к полудню, когда успели прийти в себя Велимир с Некрасом и уже с ними было всё оговорено. Они, конечно, тоже порывались пойти со Жданом за колдунами, но тот наотрез отказался, взяв с них клятвенное обещание, что в случае чего уведут подальше И Цветаву с Сияной, и княжну.
— Куда их уводить-то? — угрюмо покачал головой Некрас. — Теперь, куда ни кинь, всюду клин.
— А откуда вы приехали? — спросил Ждан. — Разыщите Твёрда, да не медлите. Если Хоронь едва не опрокинули, может быть Вежа пала уже, а значит, скоро крепость могут в кольцо взять. Самосветный камень может, быть больше не зачаруют, но уйти не дадут.
—
— Надо изменника отыскать.
— Да не всё ли равно сейчас, кто изменник? Погляди вокруг. Ещё одного удара Хорони не выдержать, дружина, считай, разбита. Изменников мы нашли, пусть и не всех. А ты вот о чём подумай, кто мог указывать, и боярину, и самой княгине?
— Думаешь, он чином был выше?
— Может, и был, а может, и нет, но, мне кажется, не стали бы они слушать деревенскую знахарку или какого-нибудь корчмаря.
— Да говори ты прямо!
— Знаешь, кто в Богораде воду мутил? Бояре да волхвы. Бояр мы нашли, а вторые кто?
— Значит, думаешь…
— Думать не стану, а тебе так скажу: чаще оглядывайся, чтобы удар в спину не получить.
Разговор с подручными Твёрда оставил неприятный осадок, ушедшая было тревога вновь всколыхнулась. Так что, когда прибежал вестовой, Ждан находился не в самом хорошем расположении духа, но показывать этого не стал, обнялся на прощание с Велимиром и Некрасом, поцеловал Цветаву и не оглядываясь пошёл вслед за чумазым парнишкой.
Сначала Ждан решил, что пойдут они к разрушенным воротам или пролому в стене, но вестовой нырнул в снова открытые ворота, из которых, оказывается, успели уже вытащить всех мертвецов, и зашагал по окольному городу. Ждан шёл следом и не узнавал родных мест — всё перекорёжено, закопчено, перевёрнуто вверх дном, людей почти не видно, но отовсюду слышится плач. В какой-то миг Ждану показалось, что это сам окольный город плачет на разные лады, то тихо, то громко, то мужским голосом, то женским, а иногда срывается на горький нечеловеческий вой, в котором не различить ничего, кроме непереносимой боли.
Он быстро понял, что вестовой ведёт к дому Акима и действительно на подворье тиуна расположилось около двух десятков человек, среди которых Ждан не увидел ни одного знакомого лица, кроме волхва, который пользовал княжескую семью и ему самому залечивал рану, но тот видно его не узнал. Явор был уже здесь, выйдя из дома, он заметил Ждана и крикнул:
— Лукьян, это ваш новый десятник, знакомьтесь!
Лукьяном оказался крепкий ратник, лет на пять постарше Ждана, за ним к новому десятнику подтянулось ещё восемь человек.
— Значит, это ты ночью нас всех из погребального костра выдернул? — спросил один из ратников.
— А что кто-то недоволен? — поднял бровь Ждан.
Ратники рассмеялись.
— Добро, — отсмеявшись, сказал Лукьян. — Принимай десяток.
— Вы откуда, молодцы? — спросил Ждан. — Не помню вас в дозоре.
— А мы и не из дозора, — пожал плечами Лукьян. — Мы из младшей дружины, мечники.
— А по горам приходилось ходить?