Безымянный
Шрифт:
В назначенный час Мио все также на плохо гнущихся лапах вошел в церемониальный зал, где его уже ждал правитель со своим оружием в лапах. Все время, пока служители произносили положенные для церемонии воззвания, он старался не смотреть на отца. Прозвучал призыв к началу поединка, и они скрестили свое оружие. На этот раз в их лапах были короткие клинки, сделанные из части хвоста шипохвостов, того самого безмолвного, когда-то едва не отправившего Мио в последнее путешествие и позволившее предводителю химер пленить его.
Несколько раз Мио позволил правителю нанести ему удары, оставившие на его шкуре слегка кровоточащие
Проведя молниеносный выпад, Мио вонзил свой клинок отцу прямо в грудь. Правитель осел, выронив оружие, и медленно повалился на пол. Мио стоял над ним, едва сдерживая стон боли, а между тем на губах отца вдруг появилась едва уловимая улыбка, а в тускнеющих глазах промелькнула тень благодарности. Уже в следующий миг Мио услышал последний вздох отца, отправившегося в свое последнее путешествие в обитель Древних, где его духу предстояло быть призванным к числу своих предков.
Зал огласился возгласами присутствующих. Все приветствовали нового главу племени огненных львов востока. Однако сам он едва слышал их, чувствуя лишь всепоглощающую пустоту. Между тем несколько служителей подняли тело поверженного правителя и, произнося воззвания к Древним, отнесли его на погребальный костер. Вскоре после этого Мио стоял у костра, глядя, как огонь пожирает останки его отца. Вглядываясь в языки пламени, он думал лишь об одном: у него было еще одно неисполненное обещание, и он уже слишком долго тянул с его исполнением.
Эпилог
Мио шел, проваливаясь в снег почти по колено. Ему в морду дул порывистый холодный ветер, запорашивая глаза колючими хлопьями, пока еще редкого снега — верный признак приближающейся бури, но это его мало заботило. Он был больше сосредоточен на том, что порывы ветра доносили до него кое-что более для него значимое, чем признаки приближения скорого ненастья. То, что было для него куда как важнее; то, ради чего он сюда, почти на самый край территории своего племени, прибыл, питая едва уловимую надежду найти то, что было для него важнее всего в этом подлунном мире.
Осознание близости его столь желаемой цели дарило ему невероятное возбуждение, и на его губах то и дело появлялась едва уловимая улыбка. Пройдя еще немного, он почти физически стал ощущать, что за ним внимательно наблюдают, не упуская из виду ни на миг. От этого его нетерпение становилось столь велико, что по телу пробегала дрожь. Но вот до его слуха донесся едва уловимый скрип снега, почти скрытый завыванием ветра. В то же мгновение он почувствовал, как на него, свалив с лап, что-то навалилось, при этом он оказался лежащим мордой в снегу, а к его шее прижали лезвие клинка, которое он хоть и не видел, но хорошо ощущал. Над самым его ухом прозвучал голос, тот самый, который он жаждал услышать столько полных лун.
— Кто ты такой и что тебе тут надо? Отвечай, не то я окрашу этот снег в алое!
Но в ответ нападавшая услышала лишь приглушенный снегом смех. Раздраженно глухо зарычав, рывком перевернув Мио на спину,
Игриво зарычав, Мио обхватил ее, повалил в снег, запрыгнув на нее сверху, а так как оба они находились пусть и на пологом, но все же склоне, то тут же кубарем покатились по нему, поднимая целую тучу снега, которую тут же подхватывал все усиливающийся ветер. Наконец их падение прекратилось, и они остановились. Какое-то время они молча лежали рядом, глядя друг на друга не отрываясь, словно каждый из них боялся даже моргнуть, чтобы тот, кто был перед ним, вдруг не исчез, словно мираж. Но вот львица решилась прервать тишину, пока нарушаемую только завываниями ветра:
— Как ты нас нашел?
Мио снова улыбнулся и самодовольно произнес:
— Чтобы я и не нашел своей самки? — с этими словами он приблизил свою морду к ее и нежно потёрся носом об ее.
Она сладостно вздохнула и, крепко обняв, прижалась к нему с такой силой, словно боялась, что какая-то невидимая сила вдруг унесет его, и она больше никогда его не увидит. Какое-то время они так и сидели, наслаждаясь теплом и близостью друг друга. При этом каждый из них думал о том, сколько всего с каждым из них произошло за долгую разлуку. Сам Мио при этом мысленно возносил благодарственное воззвание к Древним за то, что позволили ему найти Лику, ведь иначе как волей создателей это никак нельзя было назвать.
С тех пор, как он стал главой своего племени, он потратил ни одну сотню солнцеходов на то, чтобы найти хоть какой-то след своей самки, но она словно призрак не оставила ни единого признака присутствия, где бы он ни искал его. И если бы внезапно его кормилица не вспомнила слова Лики перед ее исчезновением, что она так хотела бы вернуться туда, откуда все началось, он, скорее всего, так и продолжал бы рыскать в ее поисках, едва ли догадавшись искать ее здесь, в развалинах святилища Древних. Куда он когда-то проводил ее, когда они внезапно встретились, опять же после ее побега от участи стать капой его старшего брата. Но все это уже было в прошлом, теперь его мучил еще один вопрос, который он так хотел, но одновременно так боялся задать. Все же собравшись с духом и при этом словно боясь собственных слов тихо, прошептал ей на ухо:
— А как наш малыш, что с ним?
Услышав его вопрос, Лика наконец разомкнула объятия и поднялась на лапы. Затем, когда он последовал ее примеру, она жестом велела ему идти за ней. С замиранием сердца он повиновался. Вместе они поднялись по едва заметной тропинке наверх небольшого возвышения, состоявшего из россыпи обломков, когда-то представлявших из себя одну из многочисленных святынь Древних. Оказавшись почти наверху этого хаотичного нагромождения, скреплённого меж собой теперь уже остатками засохших растений и покрытое толстым слоем снега, она подвела его к едва заметному разлому. Лаз был довольно узким, так что Мио пришлось приложить усилия, чтобы вслед за своей спутницей протиснуться в него.