Беззащитные гиганты
Шрифт:
Когда заказ был готов и я возвратился за копиями и уселся рассматривать их, то услышал у себя за спиной чей-то голос:
— Какое зверство, не правда ли?
Я оглянулся и увидел молодого человека, заинтересовавшегося фотографиями.
— Да, это действительно зверство, — повторил он. — Кончится тем, что из-за торговли костью в Танзании перебьют всех слонов.
Юношу звали Раймонд. Он назвался учителем, получившим образование в Англии.
— И вы интересуетесь браконьерством? — спросил он.
Отрицать было бесполезно.
— Я сейчас занимаюсь исследовательской
Я последовал за ним. Офис, где работал юноша, был обшарпанным и грязным, как, впрочем, большинство правительственных учреждений Танзании. В нем был простой деревянный стол и допотопная механическая пишущая машинка.
Раймонд сел напротив меня.
— У меня есть друг, он работает журналистом на юге Танзании. Он рассказал мне, что как-то раз в прошлом году троих арестовали, найдя у них кость — свыше двухсот бивней. Двое из них были влиятельными бизнесменами. Через два дня всех троих отпустили из тюрьмы. А кость… — тут он пожал плечами, — просто-напросто исчезла из полицейского участка. Мой друг написал об этих арестах и послал материал в свой офис в Дар-эс-Саламе, но он так и не был опубликован. Когда же мой друг решил справиться о судьбе материала, босс ответил ему: «Забудьте об этом и не посылайте больше информации на эту тему».
— Да, это скорее напоминает Сицилию, чем Африку, — сказал я.
Раймонд улыбнулся.
— Слушайте дальше. У меня еще есть большой друг, служащий в полиции. Он сказал мне, что в начале 1988 года полиция конфисковала около трехсот бивней. Они принадлежали местному бизнесмену и предназначались к отправке в Йемен. Кость отвезли в полицейский участок, и для осмотра были приглашены старшие офицеры. Через две недели бивни исчезли.
— Их не могли просто отвезти в кладовую слоновой кости в Дар-эс-Саламе? — предположил я.
Раймонд покачал головой.
— Нет. Он это проверял.
— Откуда вы знаете, что он говорит правду?
— Он же мой друг. Мы происходим из одного племени и выросли вместе. Он мне все это рассказал, чтобы излить душу. «Я хочу, чтобы, когда подрастут мои дети, еще остались живые слоны», — вот что он мне сказал.
Я вспомнил: те же слова сказала мне Дженни.
— У него есть знакомые и на таможне, — неожиданно сказал Раймонд.
— В порту Дар-эс-Салам?
— И не только. По его словам, в таможне все знают, что происходит. Старшим чиновникам дают на лапу, чтобы они не заглядывали в те или иные контейнеры — не только в те, где кость, но и где вообще что-нибудь ценное. Но младшим-то служащим, как правило, ничего не перепадает, и их обычно легко разговорить.
Все это звучало интересно.
— Могли бы вы разузнать о кости, уходящей из порта? Я хотел бы узнать о конкретных отгрузках: кто, когда, кому и где.
— Да. Я могу расспросить своего друга. — Тут мой собеседник перешел на шепот. — Я знаю, что посол одной весьма уважаемой страны отсылает
— Безусловно, — ответил я.
…Договориться о встрече было делом двадцати минут. Ловим такси — и вот уже сидим за столиком ресторана. Наш собеседник — высокий полицейский в форме. Когда мы представлялись друг другу, он поначалу выглядел сдержанным и недоверчивым, но Раймонд подбодрил его, и тот подобрел. Он подтвердил рассказ Раймонда о после из весьма уважаемой страны.
— Его назначили сюда в январе 1988 года, и с тех пор он отправил на родину по крайней мере три партии кости. Он договаривается с браконьерами об отстреле слонов в Селусском заповеднике, а кость ему доставляют прямо в посольство.
По сравнению с размахом Пуна масштабы здесь были невелики: ну двадцать бивней, ну пятьдесят, но — еще один случай с послом, какой скандал! Если бы мы раскрутили эту историю, это принесло бы огромную пользу. Я записал все подробности себе в блокнот.
— Спасибо за все, — сказал я, — я чувствую, что снова встречусь с вами.
Вернувшись в офис Нейла, я сел за компьютер для подготовки подробного доклада о международной торговле слоновой костью новому постоянному секретарю министерства земельного хозяйства и туризма г-ну Лумбанге, с надеждой, что это побудит его поддержать запрет на торговлю слоновой костью.
Следующим, что я сделал, было написание писем от имени Общества сохранения живой природы Танзании для рассылки природоохранным организациям по всему миру. Типов писем было несколько, в зависимости от того, какую позицию занимала группа в текущий момент. Один тип письма — в адрес групп, противившихся запрету, другой — в адрес сторонников, третий — в адрес еще не определившихся или не знакомых с ситуацией.
В последующие несколько дней я изготовил десятки экземпляров каждого текста. К каждому письму прилагался экземпляр журнала «Майомбо» со слоном и броским лозунгом «ПОКУПАЯ СЛОНОВУЮ КОСТЬ, ВЫ УБИВАЕТЕ СЛОНОВ» на обложке. Написав адреса природоохранных организаций, Лиз и я понесли письма на подпись к председателю общества мистеру Китомари.
Господин Китомари был также назначенным управляющим Банка Танзании, и из его замечаний было ясно, что страна ничего не приобретала от нелегального вывоза кости. Напротив, на богатстве Танзании, разоряя при этом один из ее важнейших ресурсов для туризма, наживались другие страны, в то время как сама Танзания с огромным трудом боролась с девальвацией национальной валюты.
К моему удивлению, мистер Китомари, похоже, ничего не знал о роли Бурунди в торговле добытой браконьерами костью. Когда я сообщил ему, что в настоящее время в Бурунди находится огромное количество добытой в Танзании кости, которую Бурунди пытается легализовать, чтобы продать на мировом рынке, он пришел в гнев.
— Я свяжусь с нашим посольством в Бурунди. А общество должно будет послать в секретариат КИТЕС телекс с протестом против этих попыток продать кость. Ее у нас украли, так что у них нет никакого права продавать ее.