Беззащитные мертвецы
Шрифт:
– Вы не имеете никакого представления, почему он стрелял в вас?
– Никакого.
– Вы из АРМ. Над чем вы сейчас работаете?
– В основном органлеггерство. Выслеживаю ушедшие в подполье шайки.
Я массировал шею и плечи Тэффи, стараясь ее успокоить. Она все еще дрожала. Мышцы под моими пальцами были сведены.
Сван нахмурился.
– Что-то просто все выходит. Он же не мог быть членом банды органлеггеров? С таким вот пистолетом.
– Правда.
Я провел большими пальцами по лопаткам Тэффи. Она потянулась ко
Пистолет. Честно говоря, я не ожидал, что Сван поймет все, под этим подразумевающееся. Это был немодифицированный охотничий лазер, прямо с прилавка.
Официально никто в мире не производит оружия для убийства людей. После подписания Конвенции его не используют даже армии. Полиция ООН употребляет щадящие пули – чтобы преступники остались невредимыми до суда, а затем для банков органов. Единственное смертельное оружие изготовляется для стрельбы по животным. И оно, как предполагается, имеет спортивное предназначение.
Достаточно легко изготовить рентгеновский лазер с непрерывным излучением. Он изрубит все живое, как бы быстро оно не бежало, за чем бы оно не пряталось. Зверь даже не заметит, что в него стреляют, пока луч не пройдет сквозь его тело, точно невидимый меч в милю длиной.
Но это будет резня. Дичь должна иметь шанс; она, по крайней мере, должна узнать, что по ней стреляют. Поэтому стандартный охотничий лазер стреляет импульсами видимого света, и не чаще, чем раз в секунду. В этом смысле он не лучше винтовки, хотя не надо делать поправку на снос ветром, дистанция почти бесконечная, пули не кончаются, мясо не повреждается, отдачи нет. Вот почему такая охота считается спортивной.
Против меня тоже все вышло достаточно по-спортивному. Он был мертв. Я – нет.
– Вообще говоря, переделать охотничий лазер не так уж цензурно легко, – сказал Сван. – Нужно владеть основами электроники. Я сам мог бы это сделать…
– Я тоже. Почему бы и нет? Мы оба проходили полицейскую подготовку.
– Дело, однако, в том, что любой человек наверняка мог бы найти какого-нибудь знатока, чтобы переделать охотничий лазер на более быструю частоту стрельбы или даже на непрерывное излучение. Ваш приятель, видимо, опасался втянуть в это дело еще кого-либо. Он должен был иметь очень личные причины, чтобы вас так недолюбливать. Вы уверены, что не узнали его?
– Я никогда его раньше не видел. С этим лицом, по крайней мере.
– И он мертв, – заметил Сван.
– Это, по сути, ничего не доказывает. У некоторых людей бывает аллергическая реакция на анестетики.
– Вы использовали стандартное оружие АРМ?
– Да. Я даже не разрядил оба ствола. В него не могло попасть слишком много иголок. Но аллергические реакции случаются.
– Особенно если принять что-нибудь, специально их вызывающее, – Сван отложил пистолет и встал. – Ладно, я просто городской полицейский, и в делах АРМ не разбираюсь. Но я слышал, что органлеггеры иногда принимают некое средство, чтобы
– Да. Органлеггеры не любят сами становиться запасными частями. У меня есть теория, инспектор.
– Так поделитесь.
– Он – органлеггер на покое. Когда прошел Закон о Замораживании, немалое их число забросило свое дело. Их рынки исчезли, а многие уже накопили приличное состояние. Они превратились в честных граждан. А уважаемый гражданин вполне может повесить на стенку охотничий лазер – разумеется, немодифицированный. Но если понадобится, он переделает его за день.
– А затем упомянутый уважаемый гражданин замечает старого врага.
– Скажем, когда тот идет в ресторан. И у него едва хватает времени сбегать за пистолетом домой, пока мы обедаем.
– Звучит приемлемо. А как мы это проверим?
– Снимите спектр отторжения с его мозговой ткани, и перешлите все, что получили, в штаб-квартиру АРМ. Мы сделаем остальное. Органлеггер может менять лицо и отпечатки пальцев, как ему цензурно заблагорассудится, но он не может изменить свою реакцию на трансплантаты. Есть шансы найти его в нашем архиве.
– Так вы дадите мне знать.
– Разумеется.
Сван занялся переговорами по радио через свой скутер, а я вызвал такси. Оно опустилось на краю бульвара. Я подсадил Тэффи. Она двигалась медленно и неуклюже. Но это был не шок, – просто подавленность.
– Хэмилтон! – окликнул меня Сван со своего скутера.
Я остановился, уже занося ногу.
– Да?
– Он из местных, – голос Свана был по-ораторски зычным. – Мортимер Линкольн, девяносто четвертый этаж. Жил здесь с… – он еще раз сверился с радио, – с апреля 2123. Получается, спустя шесть месяцев после принятия Закона о Замораживании.
– Спасибо, – я набрал адрес на панели такси.
Оно зажужжало и поднялось.
Я следил за уходящим вдаль Хай-Клиффс – сияющей пирамидой размером в гору. Город, охраняемый инспектором Сваном, весь представлял собой единое здание. Это облегчает его работу, подумал я. Общество будет более организованным.
– Никто до сих пор в меня не стрелял, – произнесла Тэффи первые слова за немалое время.
– Все уже кончилось. Думаю, он все-таки стрелял в меня.
– Я тоже так думаю.
Ее внезапно затрясло. Я обнял ее и прижал к себе. Она говорила, уткнувшись в воротник моей рубашки.
– Я не поняла, что происходит. Этот зеленый свет… он показался мне красивым. Я не знала, в чем дело, пока ты не сбил меня с ног, а потом эта зеленая линия вспыхнула над тобой и я услышала, как трещит тротуар, и я не знала, что делать! Я…
– Ты молодец.
– Я хотела помочь! Я не знала, может, ты уже убит, а я ничего не могу поделать. Если б у тебя не было пистолета… а ты всегда носишь пистолет?
– Всегда.
– А я и не знала.
Даже оставаясь неподвижной, она, казалось, несколько отстранилась от меня.