Безжалостная нота
Шрифт:
Мой рот открывается шире, когда я пытаюсь вдохнуть воздух. Я слышу, как задыхаюсь, но это только потому, что мне страшно. Что будет, если я больше никогда не смогу дышать?
— Черт возьми, Брамс! — Датч поднимает меня, словно я ничего не вешу, садится на скамейку для фортепиано, а затем грубо опускает меня к себе на колени. Большие мозолистые руки обхватывают мое лицо, когда он поворачивает мою голову, чтобы я посмотрела на него. — Дыши, черт возьми!
Я пытаюсь.
Но слова не доходят до моего рта. В ответ
По лицу Датча струится пот. Его паника ощутима. Если бы я была в здравом уме, это бы меня удивило. Разве он не ненавидит мои внутренности? Разве он не хочет, чтобы я умерла за то, что сделала с его машиной?
Почему он выглядит таким расстроенным?
В его глазах горит неподдельный страх, пока он ищет способ помочь мне.
Я впиваюсь пальцами в его пиджак, пытаясь закрепиться в нем, чтобы хоть как-то перевести дух. Только один. Один удар по легким — это все, что мне нужно. Почему мне так чертовски трудно? Почему я так сломлена внутри?
Я просто хочу быть нормальной.
Я просто хочу притвориться, что прошлого никогда не было.
Все остальные прекрасно справляются со своим багажом. Я единственная, кто ломается при одном только виде инструмента. Почему мне так трудно быть сильной?
В одну секунду я оказываюсь запертой в собственной голове, уверенная, что останусь в этой панике до конца своих дней.
В следующую секунду Датч откидывает мою голову назад, смотрит на меня яростными и дикими глазами и набрасывается на мой рот.
Этот поцелуй выбивает душу из моего тела. Что-то в моей груди ослабевает. Наконец я делаю вдох — громкий, отчаянный звук.
Но я вдыхаю не воздух. Это он.
Он — кислород, и я втягиваю его хаотичными, отчаянными глотками, как девушка, которая наконец-то наткнулась на воду после нескольких дней, проведенных в пустыне.
Руки Датча скользят по моей спине, и я чувствую его облегчение.
Опасность миновала, но он не перестает меня целовать.
Через секунду он отстраняется, проверяет, дышу ли я, и снова целует меня.
Как будто ему нужно убедиться.
Как будто ему нужно знать, что ничего не повторится, если он отстранит меня от себя.
Я должна ослабить его колени. Погладить его по спине. Сказать ему, что теперь я в порядке.
Но я не могу.
Мой здравый смысл исчез, уничтоженный ужасом панической атаки. Я отшлифована до самой своей сути, и только голые кости выживания всплывают на поверхность моего измученного разума. Я жива.
Черт возьми.
Я жива.
Я скольжу руками по его широкой груди и обхватываю его шею. Я закрываю глаза и открываю рот для поцелуя, который захватывает мое сердце и сжимает его до тех пор, пока оно не лопается.
Датч наклоняется вперед и, словно понимая, что этот поцелуй больше не про выживание, а про чистую, животную потребность, меняет скорость своего
Я цепляюсь за его пиджак, мои руки немеют, колени слабеют, тело тает, как снег летом, когда его неистовые удары превращаются в чувственные, медленные.
Это как целоваться с сырым электричеством и безнадежно пытаться не получить удар током.
Я не могу выдержать этого без стона.
Как я могу молчать? Датч Кросс чертовски сексуален. Он захватывает мой рот с упорством, которое дает понять без тени сомнения, что я — его добыча. И всегда буду ею.
В обычной ситуации это бы меня разозлило. Но в этот момент я опускаю оружие и позволяю поймать себя.
Он чувствует мою капитуляцию и с рычанием впивается в мой рот, дикий и ненасытный, обрушивая на меня прилив моих собственных неугомонных желаний.
Меня поднимают, и через секунду я чувствую, как под моей рукой поддаются клавиши фортепиано. Раздаются диссонирующие ноты — захватывающий саундтрек к хаосу наших языков. Губы пианино впиваются мне в спину. Я чувствую запах инструментального масла, которым настраивают внутренние струны.
Я должна протестовать. Я должна сказать ему, что мы испортим это священное пианино своей дикостью, но его руки скользят по моему телу, восхитительно жадные, и я теряю сознание.
Это новый вид безумия, новый вид потребности.
Если бы я не была в таком бреду, сила моего желания, наверное, испугала бы меня. В моем нынешнем состоянии оно возбуждает меня. Я погружаюсь в него, проводя пальцами по его челюсти и зарываясь в его волосы.
Я задыхаюсь, когда Датч оставляет последний поцелуй на моем рту и кладет руки на пианино по обе стороны от моих ног. Он непроизвольно берет аккорд.
C E G
Звучит красиво. Как мирное весеннее утро, ветер шумит в деревьях, а в воздухе витает аромат персиков.
Датч выглядит совсем не умиротворенным: он повесил голову, его плечи вздернуты, а грудь яростно вздымается, когда он делает похоже, что это доблестное усилие, чтобы не коснуться меня.
— Что ты делаешь? — Прохрипела я.
— Черт возьми, Кейди. — Датч поднимает голову и смотрит на меня таким похотливым взглядом, что это почти кошмарно. — Черт возьми.
— Не останавливайся.
Я быстро моргаю, вдыхая очередной блаженный вздох.
Датч стонет.
Я выгибаюсь, прижимаясь к его твердой груди, и он надвигается на меня, как ураган. Он дико прижимается поцелуем к уголку моего рта. Затем он проводит линию жгуче-сладких поцелуев по моей шее и останавливается у горла, высасывая жар из моего безумно трепещущего пульса.
Я поворачиваю к нему лицо, и его язык погружается в мой рот, едва не вырывая крик из моей души.
Я вся дрожу от неистового наслаждения, пока он навязчиво покусывает, посасывает и ласкает мои губы до тех пор, пока их не начинает покалывать.