Безжалостное обольщение
Шрифт:
Раздевшись, он откинул одеяло и тихо лег рядом с Женевьевой, притянул ее к себе, нежно прикоснулся губами к ее шее и стал шептать ласковые слова. Судорожно сжавшийся комочек наконец начал оттаивать: Женевьева перевернулась на спину и доверчиво посмотрела ему в глаза мерцающим желто-карим взглядом.
— Моя вина, сладкая моя фея, — проворковал он, целуя ее в кончик носа. — Я испугался, что потеряю тебя прежде, чем ты встанешь и уйдешь. Постараюсь больше никогда так не делать.
Женевьева не совсем поняла, что он хотел этим сказать, но не могла не почувствовать того, что говорило ей возбужденное тело Доминика.
Глава 10
Анжелика
Доминик Делакруа, как обычно, выпил до последней капли густой крепкий кофе, который так любил, а вместе с ним и очередную дозу любовного напитка, но его прощальный поцелуй был небрежен, бирюзовые глаза не выражали ровным счетом ничего. Казалось, он не заметил ни ее новых духов, ни того, как искусно она напудрилась, ни почти прозрачного газового пеньюара, который лишь символически прикрывал ее нагое умащенное благовониями и припудренное тело. Все ее искусство, все ухищрения не сумели сломить стену вежливого безразличия, воздвигнутую покровителем, а коли так, значит, договор между ними очень скоро будет расторгнут. Мужчина не станет обеспечивать любовницу, которая его больше не интересует.
Глаза Анжелики наполнились слезами, она обвила руками его шею и прижалась к Доминику. Ах, если бы он только обнял ее, почувствовал ее мягкое, теплое тело под пеньюаром, тогда, конечно же, он не смог бы противиться влечению, Анжелика повела бы его наверх, в спальню, куда он в последние дни входил лишь тогда, когда приезжала эта худющая лохмушка с тюрбаном на голове.
Но Доминик лишь положил руки ей на плечи и отстранил от себя:
— Не сейчас, Анж. Я спешу.
— Ты теперь всегда спешишь, — прошептала она обиженно. — Не понимаю, зачем ты приходишь ко мне, если у тебя нет времени для…
— Но я ведь прихожу. — В его голосе послышались угрожающе-раздраженные нотки. — Начнешь беспокоиться, когда перестану.
Задрожав, Анжелика отступила, не смея сказать больше ни слова, чтобы не услышать в ответ безжалостный приговор: все кончено. Пока он его не вынес, пока он продолжает приходить сюда, не важно зачем, квартеронка могла еще бороться за свои интересы. Если зелье доброй колдуньи не подействовало, можно обратиться к злому чародею. Вероятно, белая магия менее эффективна, чем черная, и следует перенести внимание с Доминика на причину угасания его интереса к прежней любовнице. Если каким-то образом удастся вывести из игры это тощее существо, капер, несомненно, вернется к своей Анж.
Доминик уже вышел за дверь, но потом замешкался и повернулся к любовнице:
— Не буду возражать, если ты… несколько расширишь сферу своей деятельности. Я не настаиваю на полном воздержании. Это едва ли было бы справедливо. — И, не поинтересовавшись, какое впечатление произвело на нее это любезное разрешение, ступил на тротуар.
Анжелика задохнулась от гнева и, чтобы не дать злому слову сорваться с языка, прижала ладонь тыльной стороной к губам. Уж лучше бы покровитель обругал ее, запер на замок, приказал сохранять верность независимо от того, нужна она ему или нет, — что угодно, только не этот вежливый отказ от ее безраздельной преданности. Следующий шаг был неминуем и ждать себя долго
Доминик беспечно зашагал по улице, нимало не заботясь о том, какой ужас посеял в душе Анжелики. С его точки зрения, он проявил по отношению к Анжелике абсолютное понимание и был справедлив. Ему и в голову не приходило, что квартеронка может возражать против чего бы то ни было, что он решил, ведь он честно соблюдает условия договора, обеспечивая ее так, как она привыкла. В настоящее время Доминик не собирался лишать ее содержания, во всяком случае, до тех пор, пока Анжелика не найдет себе другого благодетеля, в чем у нее, столь юной и очаровательной, не будет затруднений.
Обойдя группу детишек, плясавших на тротуаре, он вошел в прохладный полумрак винной лавки. Хозяин кивнул и без единого слова поставил на мраморную стойку рюмку абсента. Доминик опрокинул обжигающую жидкость в рот одним ловким движением и прошел в заднюю комнату, где за столом его ожидали трое мужчин. Они немедленно встали.
— Господа, — Доминик приветствовал их легким поклоном и сел, жестом предложив им тоже садиться, — вам надлежит вывести флот на новую стоянку завтра с вечерним приливом. К этому времени команды должны быть трезвы и в полной готовности. — Это был приказ, и его встретили почтительными улыбками. — Корабли привести к ветру, выдраить, провести все ремонтные работы, подготовить паруса и такелаж к месячному морскому переходу.
— Куда мы пойдем, месье? — осмелился спросить седобородый капитан, наполняя маленький стаканчик абсентом.
Доминик улыбнулся и закурил сигару, чтобы немного подержать слушателей в напряжении.
— Сдается мне, что кое-кому требуется наша помощь, — уклончиво ответил он. — А вы прекрасно знаете, как охотно мы оказываем услуги. — За столом прокатился взрыв смеха. — Очевидно, что эти люди не слишком счастливы служить испанцам. И в Новом Орлеане немало тех, кто с радостью окажет им помощь в обретении независимости, но кто-то должен уметь пользоваться ружьями и порохом. — Доминик расплылся в улыбке. — Меня попросили предоставить мой флот в распоряжение этих… ну, скажем… освободителей. В обмен на солидное вознаграждение, разумеется.
— Гондурас? — резко спросил костлявый мужчина с устрашающим шрамом через всю правую щеку. Из трубки, которую он держал в кривой руке, поднимались кольца сизого дыма.
— Угадал, Джейк, — подтвердил Доминик. — Сделаем марш-бросок, а потом посмотрим, за какими военными трофеями можно погоняться в наших морях. Нельзя же возвращаться с пустыми руками. Нельзя разочаровывать наших клиентов. Правда ведь?
Кто-то цокнул языком:
— Вест-индские купцы? Значит, мы обойдем британскую блокаду с двух сторон?
— Точно, — подтвердил Доминик с чувством полного удовлетворения, и бирюзовые глаза сверкнули. — Это придаст нашему приключению особую пикантность, согласны?
— Ваш ухажер становится немного нетерпелив, мадемуазель Латур, — с потугой на игривость объявил Виктор, появляясь на задней террасе, где его дочери и жена сидели, стараясь не двигаться, так как задыхались от необычной жары, нагрянувшей уже в первую неделю мая.
— Я не понимаю, папа. — Элиза промокнула верхнюю губу кружевным платочком и с некоторым испугом посмотрела на отца, явно пытавшегося изображать простодушного добряка.