Безжалостность твоей любви
Шрифт:
Мне удалось заметить его игривую улыбку, прежде чем дальнейшие его действия стали доходить до моего разума. Стайлс вновь схватил край бокала своими пальцами. Отпив из него всего один крошечный глоток, он наклонился к моему лицу и вновь позволил нашим губам слиться в поцелуе. От этого действия у меня перехватило дух и я не смогла не поразиться вкусу этого прикосновения. Так сладко, кисло и возбуждающе одновременно. Тело непроизвольно выгнулось и голова оказалась запрокинутой, когда Гарри стал плотнее вжимать моё тело в поверхность кровати, одновременно полностью порабощая внутренность моего
Я чувствовала себя принадлежащей ему. Чувствовала себя такой... Такой покорной.
Внезапно Гарри вновь отпил красную жидкость из бокала, но и не дав мне принять действие происходящего, как его руки умело перевернули бокал, отчего остатки вина кроваво-алыми каплями скатилась на мою грудь.
– Гарри! – в голосе послышалось возмущение и я с удивлением приоткрыла свои губы. – Что ты...
Но он вновь перебил меня. Наблюдая за текучим движением капель и за их плавным скоплением в ложбинке между грудей, Стайлс не стал задерживаться и просто резким движением наклонился к моему телу, мгновенно решаясь слизать всю алкогольную жидкость до самой капли. Следуя языком по моей коже, вниз, слегка останавливаясь на поверхности пупка и вырисовывая языком невероятные движения по моему телу, мой брат стал дарить мне самые восхитительные чувства удовольствия, мгновенно завораживая меня этими ласками.
Его губы отдавали жаром. Возбуждением. Желанием, от которого мне хотелось самой взвыть и умолять Гарри взять меня. Вонзиться в моё тело до самой глубины, не щадя его и не размышляя перед этим ни на секунду.
Просто сделать это. Сделать, иначе я просто взорвусь от такого потока чувств.
Но Стайлс знал, что он делал. Он трепетно целовал мою кожу, избавлял меня от мешающей ткани трусов и продолжал посыпать каждую частицу тела обжигающими поцелуями, от которых так чертовски было приятно, так жгуче невероятно, что стоны уже неконтролируемым вздохом стали ссыпаться с губ.
О, Господи, что он делал с моим телом!
Целовал грудь, иногда слишком сильно мял её в своих ладонях, проводил руками по внутренней части бёдер, иногда с резкостью вонзая внутрь моего влагалища свои длинные пальцы. Его движения были грубые, страстные, окончательно ломающие мою волю.
Вздохи постепенно ускорялись, прерывались, становились жёстче и безумней, отчего голова слишком быстро начинала идти кругом.
Он убивал меня. И воскрешал одновременно.
– Гарри, – рука непроизвольно перехватила его ладонь, а губы вновь издали глухой стон, – пожалуйста, я не могу... больше.
И он опустился к моему лицу, даря вновь этот знойный, трепетный поцелуй, от которого губы распухали ещё больше, от которого рассудок утопал в этом физическом и властном желании моего тела.
– Что мне сделать? – его хитрая улыбка и этот взгляд, пронзающий меня до глубины души.
Сжимая простынь в руках и едва находя в себе силы на продолжение прерывистого дыхания, я закусила губу слишком сильно, но от этого по телу прошлась нужная мне волна решимости.
К чёрту правила и принципы! К чёрту всё, потому что я уже прямо сейчас ощущала, как внутри всё горит безумным огнём, сдерживать который я больше не могла. Не хотела. Который уже взял меня под свою власть.
–
И больше ему не требовалось моих слов. Ему не требовалось ничего, ибо руки уже сами властно спустились к моим бёдрам и, растягивая влагалище достаточно сильно, я ощутила, как головка его члена стала проникать вглубь моего тела. Вовнутрь всей меня.
Вовнутрь всего, что имело значение.
Было ли это моей очередной ошибкой?
Я не знала. Я не хотела знать. Я просто изгибалась, двигала бёдрами и смотрела, как Гарри продолжал осыпать всю меня поцелуями. Я дышала его ритмом дыхания. Я двигалась его темпом движений. Я жила в его ритме жизни. Я существовала в его сущности.
Мир сыпался на части и затем вновь собирался в своём истинной образе. Всё растворялось, а затем опять принимало свои очертания.
Движения, темп, ритм. Мой стон. Его поцелуй, оставивший свой собственный отпечаток на губах.
Это было настоящее познание жизни. Настоящее познание удовольствия, которое отдалось мощным оргазмом, отдающимся по всему телу. И объятия Гарри после бурного секса, от которого до сих в теле ощущались непривычные судороги, смешанные с дрожью.
Это было тем, что могло меня возродить. Это было тем, что могло сделать меня счастливой и дать мне шанс не просто существовать на этом свете. Дать мне шанс жить вместе с ним. Любить его.
Стайлс не стал сразу покидать меня в эту ночь. Его губы не сразу стали оставлять моё тело в покое.
Он продолжал целовать меня. Продолжал заставлять вновь разгораться этим знакомым и убийственным желанием.
Он заставлял меня отдаваться ему на протяжении всей ночи. И каждый раз — незабываемо. Так, что до пронзительности стуков в сердце. До проблеска в глазах. До убийственного крика в перепонках.
До громкого стона.
Так, как я хотела его — мне не приводилось хотеть никого в этой жизни. Так, как я был счастлива с ним, я не была счастлива ни с кем.
Он убивал меня. Своей безжалостностью. Своей ненавистью. Своим безразличием.
Но затем возрождал.
Страстью. Желанием. Нежностью.
Он дарил мне иной взгляд на жизнь. Он дарил мне иные возможности. Он просто делал меня счастливой. И если это так, то...
Внезапно мысль проникла в мой мозг слишком стремительно. Проникла так молниеносно, что я испугалась её появлению и мгновенно замерла, боясь даже допустить правдивость этого предположения. Вот только бояться уже было слишком поздно. Бояться было так поздно, что я лишь сжала губы в безумной плотности, наивно надеясь, что это сможет меня спасти хоть как-нибудь.
Нет. Поздно. Нужно лишь просто признать это и пробовать жить с данным осознанием дальше.
Но как с подобным было возможно смириться?
Ведь я в этот самый миг, посреди ночи осознала ужасную вещь.
Я влюбилась.
Чертовски сильно влюбилась. И не просто в человека, с которым не могу быть.
Я влюбилась в своего брата — того, кто способен убить меня, но и одновременно того, кто имел возможность меня воскресить. Спасти. Но не является ли это самое спасение моей смертью?