Безжалостный Орфей
Шрифт:
Уговаривая себя подобным образом, Лебедев совсем успокоился, во всяком случае, он так решил. Теперь осталось кончить дело так, чтобы у мальчишки не осталось незаживающей раны. Ну или почти не осталось. Про свои раны Лебедев предпочитал не думать.
— Не переживайте, Николя, — сказал он непривычно мягко. — Сделали все, что могли. Настоящий молодец. Очевидно, в этот раз нам придется отступить. Впереди еще много всего будет. Отыграемся.
Не меняя позы полководца, Коля тихо сказал:
— Как бы сейчас поступил Родион Георгиевич?
Этот
— Ванзаров стал бы думать. И задавать простые вопросы.
— Что нам мешает это повторить?
Детский вопрос застал врасплох. Хоть Лебедев четко распределил роли: кто ищет, а кто думает, но какое разделение, когда оба на волоске висят. И он сделал то, чего никогда бы не сделал еще вчера: позволил Коле развить свое мнение.
— Постараюсь скопировать его манеру… — сказал Гривцов, смутившись. — Извините, я не то…
— Ладно вам, не тяните.
— Спасибо… Итак, имеем двух мертвых барышень. Что между ними общего?
— Одна брюнетка, другая блондинка.
— Аполлон Григорьевич!
— Возраст примерно до двадцати пяти лет, хорошенькие, я бы сказал — симпатичные. Приехали из провинциальных городов. Учительницы… Намекаете, что кто-то так ненавидел гимназию, что теперь расправляется с учительницами? Не все были двоечниками, как вы, Николя.
— Мы сбились с простых вопросов, — одернули великого криминалиста, и он не нашелся чем огрызнуться. Действительно сбились. Лебедеву стало интересно, чем это кончится. Уж больно сосредоточенное лицо стало у Коли. Как будто собрал в кулак все извилины. Даже покраснел маленько.
— Извините, коллега, — сказал Аполлон Григорьевич. — Продолжайте…
— Что еще общего в барышнях?
— Содержанки недешевые…
— А в телесном, так сказать, плане?
— Не девственницы.
— Ну, Аполлон Григорьевич!
— Строгости у вас, коллега, и пошутить не даете… Правильно, так и надо. Я бы сказал, что комплекцией довольно схожи. Пухленькие, среднего роста.
— Сколько примерно весят?
— Не взвешивал. Не меньше пяти пудов [3] живого веса. Точнее, уже мертвого.
— Их взвешивали… То есть вешали уже мертвыми?
— Можете не сомневаться.
— Слышал, что мертвое тело еще тяжелее поднять, чем такое же живое…
3
Пуд — 16 килограммов.
Лебедев не ответил, но жевать перестал.
— Хотите сказать, что…. — начал он.
— Именно: нужна сила, чтобы их поднять и подвесить!
— Это еще ни о чем не говорит, любой мужчина средней комплекции, ну чуть крупнее вас, с этим справится. Да и вы бы справились. Хотя веревку еще закрепить надо. Может быть…
— Вот! — с тихим
Искорка надежды, даже не искорка, а так, легкая тень промелькнула в душе. А ведь мальчишка не так глуп, как кажется. Вдруг чудо случится, и на самом деле нащупает ниточку. Надо помочь…
— У вас получается крупный, сильный мужчина, который может дотянуться до крюков, — сказал Аполлон Григорьевич. — И при этом совершенно невидимый.
— Разве мы определили, что был мужчина?
И этот детский вопрос поверг криминалиста в некоторую задумчивость.
— Что хотите сказать? — спросил он.
Коля не выдержал и заторопился, так хотелось ему скорее преподнести сюрприз:
— Я когда утром опрашивал свидетелей в «Дворянском гнезде», швейцар сказал, что вчера про Саблину двое спрашивали. Ближе к вечеру господин приезжал, остался в пролетке, мальчишку вместо себя послал. Но швейцар его заметил. А вот днем, почти сразу после полиции, приходила дама. И не простая. Швейцар описал ее как толстую громадину. Денег ему дала, чтобы он про нее забыл. Понимаете?
— Нет, — подыграл Лебедев.
— Ну, господин — это понятно: любовник приезжал. Что-то заподозрил, испугался и остался в пролетке, гонца вместо себя послал, а дама… Сегодня в гостинице я за углом стоял, чтобы не попасться на глаза приставу. И вдруг появляется дама. Смотрю на нее: что-то не так. Явно нервничает, так нервничает, что еле идет, сумочку теребит. Но вида представительного, в мехах. А сама — ростом с гренадера, высокая, крепкая. Заметила, что в номере полиция, и сделала вид, что ее не касается. Прошла мимо. Я обежал этаж и стал ждать. И знаете что? Она сразу спустилась по другой лестнице. Дама эта в номер к Лукиной шла, да только полиция ее спугнула. Но ее я хорошо запомнил, смогу опознать.
— Вы полагаете…
— Да я уверен! Хотя описания швейцара и той, что я видел, разнятся, но вы же знаете, как свидетели путаются в деталях. Главное, и в «Дворянское гнездо», и в «Центральную» приходила очень крупная дама. Бывают такие совпадения? Думаю, нет. Это была она…
Как радостно было, что мальчишка раскопал настоящую ниточку, требовалось проверить ее на прочность.
— Хотите сказать, что именно она — убийца? — спросил Лебедев.
— Не сомневаюсь! Приходила, чтобы проверить, все ли удалось. А вернее, ее тянуло на место преступления. Как любого убийцу. Интересно же.
— Я бы мог привести десяток аргументов, которые в пух и прах разобьют вашу теорию, но… Не буду этого делать. Допустим, вы правы. И вы вычислили убийцу… Да не прыгайте так, Гривцов, я только начал считать вас за серьезного человека… И нечего дуться… Итак, очень крупная дама появляется не в тех местах, где бы следовало, и не тогда, когда следует. Сделаем допущение, что именно она знает медицину и действие хлороформа, как это ни дико. Вероятно, ее что-то связывает с жертвами. Остается простой вопрос: что?