Би-боп
Шрифт:
В заключении — оживление, самое интересное.
Дебби увлекла Симона в мелодию сексапильную, тривиальную, скажем даже, пошловатую, в среднем темпе, все вместе четко скандированный свинг. Получалось очень хорошо. Я забыл ее название. Симон мне говорил, но я забыл. Так глупо. Я знаю версию в исполнении, кажется, Джерри Маллигана, ну, короче, потом вспомню.
Получалось так хорошо. Я представляю себе, как Дебби терлась о рояль, очень соблазнительно, подражая манерам певиц-вамп сороковых годов. Рояль Симона, голос и тело Дебби соблазняли друг друга вместе. Публика
И вот тогда Пол и Скотт, ударник и контрабасист, сидевшие в баре, отдыхая и ожидая, когда это закончится, начали постепенно ощущать, как их обольщает, и их тоже, очаровывает хозяйка, а затем покоряет, затягивает то, что происходит между ней и Симоном. Надо сказать, если я правильно понял, это было нечто исключительное.
Пол отставил свой стакан, Скотт свой, затем оба направились к эстраде и незаметно. Им хотелось, чтобы было незаметно. Но публика сразу же все поняла. И зааплодировала. Они запрыгнули на эстраду.
Дебби приняла их, импровизируя приветственные слова. Скотт поднял контрабас, Пол уселся за свои барабаны, и, как профессионалы, какими они и были, без малейшего колебания на ходу запрыгнули в поезд-свинг.
Дуэт Дебби — Симон и так выступал очень сильно, но, дополненный ритмом Скотт — Пол, могу представить себе, что это было. Этакая перенасыщенность удовольствия, от чего перехватывает дыхание и тянет смеяться до слез.
И, венец всему, не без комического эффекта, привнесшего облегчение всем присутствующим, ведь удовольствие утомляет, Билл, пианист, который на досуге также пел, подыгрывая себе на пианино, подошел к Дебби, прильнул к ней и запел вместе с ней в один микрофон.
Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось, сказал мне Симон. После этого они пошли к своему столику, под взглядами мужчин и женщин, взглядами самыми различными, восхищенными, завистливыми, благодарными, зачарованными, надо сказать, что Симон и Дебби, я уже упомянул, составляли, что называется, красивую пару.
Мне довелось общаться с ними уже женатыми. Я был свидетелем на их свадьбе. В тот день, помню, я думал о Сюзанне. Это было не очень честно, зато по-человечески. Симон тоже о ней думал, он мне сам сказал. Она мне нравилась, эта славная Сюзи. Мы с ней ладили, понимали друг друга во многом. Бедняга. Ну, так уж получилось.
Тем временем она одиноко лежала в их кровати, было уже около полпервого, может быть, час ночи, она думала о нем.
Перед тем как поехать к нему, она позвонила мне дважды, чтобы разделить со мной свое беспокойство. Бывает беспокойное счастье. Вспышки сильного удовольствия увлекают во мрак. Это был как раз случай Симона.
Она это знала. Я тоже. Я тоже хорошо это знал. Она звонила мне, чтобы спросить, что ей делать. Она хотела поехать за ним. По-моему, это была неудачная идея. Ему надо просто проветриться, сказал я, отпусти его, он вернется. Она спросила: В каком состоянии?
Я правильно оценивал риск, как и она. Но я также знал о тоске Симона, о его подобии жизни, подобии бытия, о мертвой душе, которую он тащил за собой. Она тоже, полагаю, но для нее это было не так, это был ее
Послушай, сказал ей я, если ты действительно не можешь вот так сидеть и ждать его, поезжай за ним, увидишь сама, по крайней мере, ты увидишь его и будешь спокойна.
Лучше бы я промолчал. Вероятно, она была бы еще жива. Я говорю это, но нет, я зря себя извожу, она поехала бы в любом случае. Она любила Симона, как только может любить лишь женщина. Нам этого не понять.
Я рассказал об этом Симону. Он заплакал. Я сказал себе, ну и дурак же ты, ты действительно дурак. Я говорил это о себе, а не о Симоне, хотя мне случалось думать, что и он вел себя по-дурацки. Сразу же после смерти Сюзанны он приехал ко мне в деревню. И рассказал о своей эскападе.
9
После этого они пошли к своему столику, под взглядами мужчин и женщин, взглядами самыми различными, восхищенными, завистливыми, благодарными, зачарованными, и, по поданному Дебби знаку, быстрому жесту, бармен снова принес водку.
Билл занял свое место за роялем. Атмосфера разрядилась. Вместе со Скоттом и Полом он погнал фа-минорный блюз, который все знали. Все запели.
Дебби запела со всеми, затем перестала, как-то странно посмотрела на Симона и заговорила. Жаль, что вы женаты, сказала она, вы могли бы остаться, мы могли бы работать вместе, мы понимаем друг друга, я вам нравлюсь, вы мне нравитесь, как все глупо.
Как есть, сказал Симон, я не могу.
Чтобы расслабиться после двух-трех скорее энергичных вещей, Билл заиграл симпатичную ритурнель «That’s All».
Едва тема была заявлена, Дебби вскочила, как захмелевшая девчонка, и закричала: О, вот эту я люблю, я ее люблю, я хочу ее спеть, затем, посмотрев на Симона с умоляющим видом, спросила: Я могу? Конечно, ответил он.
Она была очень соблазнительна. Я понимаю, почему Симон не удержался. Не так чтобы исключительно красивая, но, признаюсь, за всю свою жизнь я никогда не встречал столь очаровательной женщины. Бывало, я даже завидовал Симону. Глядя, как она поет, сказал он мне, я понял, что пропал, я подумал: Я наверняка сдамся, еще поборюсь немного и дам себе волю ее любить.
Улыбающаяся Дебби поклонилась, как дебютантка на уроке танцев. Симон, в отличие от остальных, не хлопал. Он смотрел на Дебби. И когда она возвращалась к нему, ему в голову пришла глупая, идиотская, нелепая мысль: Она моя, а затем мысль еще более идиотская, более невразумительная: Она изначально моя. Он был пьян. А значит, проницателен. Пьяными мы очень ясно видим внутри себя.
Мне хорошо, сказала она, усевшись напротив него. Не напротив него, а рядом с ним, она придвинулась к нему. Похоже, она действительно чувствовала себя отлично. На ее отличное самочувствие было приятно смотреть.