Библейские пророки и библейские пророчества
Шрифт:
Как пророк, Иезекииль, сам оказавшийся в плену в Вавилоне, очевидно, должен был считать своей прямой обязанностью поддерживать в своих соотечественниках веру в Яхве и надежду на улучшение их участи, если бог этого захочет. Выступал он также с пророчествами о других народах: Аммона и Моава, Эдома, Тира и Египта, предсказывая им отмщение от Яхве за то, что они плохо отнеслись к Израилю и Иуде в прошлом и злорадствовали по поводу его бедствий в настоящем, — за это они погибнут, а Израиль возродится. Но когда после падения Иерусалима в Вавилоне оказались вторая и третья партии изгнанников, перед пророками Яхве, очевидно, должны были встать новые задачи.
В эти годы среди плененных иудеев в Вавилоне появилось немало таких, которые, теряя веру не только в силу Яхве, но и в неизменность его любви к Израилю, начали поклоняться богам той земли, на которой они
Пусть Иуда грешил, пусть он провинился перед своим богом, но заслужил ли он такое страшное наказание, которое грозит ему полной гибелью? Притом если погибнет Иуда, то погибнет и вера в Яхве! И ведь не все иудеи «беззаконники», за что же невинные должны страдать вместе с виновными? Можно себе представить, что перед Иезекиилем постоянно ставились эти вопросы. Прав ли Яхве? (18:25, 29; 33:17–20).
Ответ Иезекииля не был оригинальным: как и древние пророки, он подробно разбирает прошлое своего народа и показывает всю его неблагодарность и тяжкие прегрешения перед богом. Иерусалим был хуже, чем Содом (16:48).
По примеру Осии Иезекииль персонифицирует Самарию и Иерусалим в виде двух блудниц, беспрестанно изменяющих своему законному супругу, Яхве, с любовниками ассирийскими, египетскими, вавилонскими; причем, увлекшись, пророк нарисовал предельно натуралистические и эротические картины «блуда» (глава 23). Самария, т. е. Израильское царство, по справедливости пострадала за свои преступления перед богом, а Иерусалим — Иуда — оказался еще вдвое греховнее. «Неси же посрамление твое… — увещевает Яхве народ Иуды, — Красней же от стыда… За разврат твой и мерзости твои терпишь ты, говорит Яхве». Но, устыдив изменницу, Яхве, так же как у Осии, обещает ей прощение: «Я вспомню союз мой с тобою во дни юности твоей, и восстановлю с тобою вечный союз» (16:52–60).
Видимо, даже те иудеи, что с доверием относились к рассказам пророка о его «видениях» и «откровениях», вместе с тем говорили о нем: «Пророческое видение… сбудется после многих дней, и он пророчествует об отдаленных временах» (12:27). Счастливая жизнь для народа в целом в неопределенно далеком будущем была слабым утешением для отдельного иудея, современника Иезекииля. Этому иудею, перенесшему столько бедствий, страстно хотелось самому и при жизни своей испытать хотя бы малую толику этого счастья, и он не мог понять, почему лично он этого лишен, если всю жизнь поклонялся Яхве, приносил ему жертвы и не знает за собой никаких серьезных «беззаконий». Где же справедливость Яхве?
Отвечая на этот вопрос отдельного иудея, Иезекииль почти дословно повторяет объяснение Иеремии: «И было ко мне слово Яхве: зачем вы употребляете… эту пословицу, говоря: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»?.. Не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле… Если кто праведен… поступает по заповедям моим и соблюдает постановления мои искренно… то он непременно будет жив… Но если у него родился сын разбойник… то будет ли он жив? Нет, он не будет жив».
Этим добавлением Иезекииль внес существенно новое слово в теодицею Яхве. Бог не хочет смерти грешника, хочет, чтобы он раскаялся и жил, — это звучит почти по-евангельски; и это могло найти отклик в любом сердце, — мог ли хоть один человек утверждать, что он ни разу не согрешил? Ранние пророки уверяли, что Яхве хочет раскаяния Израиля, чтобы возродить его к новой жизни, теперь пророк от имени Яхве заявил то же о каждом отдельном иудее, даже самом последнем грешнике, открыв перед ним врата не только правосудия бога, но и его милосердия. Все это было бы, конечно, очень утешительно, если бы с Иезекиилем не повторилось то же, что и с Иеремией: его слова решительно расходились с действительностью. В действительности смерть не только не делала различий между праведниками и беззаконниками, но, хуже того, чаще злодей, пользуясь своим неправедно нажитым богатством, переживал праведного бедняка. Наверное, и Иезекиилю не раз задавали вопрос, с которым Иеремия, придя в отчаяние от невозможности его решить, обратился к самому богу: почему злодеи и нечестивцы в жизни процветают, «почему вероломные благоденствуют»? Но в отличие от более экспансивного Иеремии, Иезекииль и не пытался задать этот вопрос своему богу. Он был занят другим делом, которое, очевидно, считал более важным. Иезекииль сочинял «проект» будущего царства Израиль, каким оно станет, когда Яхве вернет свою милость раскаявшемуся и обратившемуся народу.
Тут мы должны еще раз напомнить читателю, что Иезекииль был не только пророк, но вместе с тем жрец, притом тесно связанный со жречеством иерусалимского храма. Вывезенное в Вавилон жречество оказалось там в сложном положении. В Иудее, на родине, это было подлинно привилегированное сословие, чьи доходы и влияние были целиком связаны с храмом. Теперь иерусалимского храма не существовало. Чем могло заняться его жречество в вавилонском плену? Насколько известно из источников, ни Навуходоносор, ни другие вавилонские цари вовсе не стремились навязать пленным иудеям свою вавилонскую религию или запретить им поклоняться Яхве. Они не стали бы, наверное, препятствовать иудеям, если бы те соорудили в местах их жительства жертвенники и жрецы Яхве приносили бы там жертвы своему богу. Вавилонские правители, наверное, позволили бы изгнанникам даже построить для Яхве свой храм в Вавилонии, если бы иудейское жречество обратилось к ним с подобной просьбой. Но, видимо, именно по той причине, что жречество иерусалимского храма было вывезено в Вавилон в полном составе, всем «штатом» во главе с первосвященником, там у них не появилось ни своих жертвенников, ни храма. Жрецы Яхве не могли себе этого позволить, поскольку самим богом в «Книге закона» было строго-настрого запрещено всякое жертвоприношение вне избранного Яхве места (Втор. 12:5, 11, 13–14). А этим местом был, как известно, Иерусалим и гора Сион.
С уверенностью можно утверждать, что жречество и пророки Яхве в плену не только не потеряли надежду на возвращение на родину, на восстановление своего храма на горе Сион и своего былого высокого положения, но и усиленно готовились к этому.
Как установлено современной научной библеистикой, в Вавилонии в эти годы сложилась целая «школа» иудейских теологов, ученых «книжников», которые поставили перед собой задачу создать для иудейского народа новое священное писание по примеру того, как полувеком ранее, при царе Иосии, сочинили «Книгу закона». И они создали его, представив, конечно, как «слово Яхве», переданное через того же Моисея.
В современной научной библеистике этому новому священному писанию присвоено условное название Жреческий кодекс, и не случайно: в нем, как в зеркале, отразились интересы и чаяния иерусалимского жречества и примыкавшей к нему части пророков Яхве. Позже, уже в послепленный период, когда в результате дальнейшей работы иудейских теологов была окончательно оформлена та часть Ветхого завета, которая называется Пятикнижием Моисеевым, Жреческий кодекс был по частям включен в отдельные его книги. Эти части настолько отличаются по языку, стилю, идеям, что современные библеисты почти всех направлений единодушны в их выделении.