Библейский Израиль. История двух народов

Липовский Игорь Павлович

Культ Яхве был, вероятно, исконной племенной верой южных древнееврейских колен («дома Иакова»), которую они принесли со своей прародины в северо-западной Месопотамии. Наряду с ним они воспринимали и национальных богов тех стран, где жили долгое время. В Шумере они молились местным языческим божествам, а в Ханаане отказались от них и приняли новый культ — Эля, распространенный в Палестине и Сирии.

Новая вера Авраама была тоже языческой — либо заимствованной у ханаанеев, либо сформировавшейся под их влиянием. «Эль Эльон» — «Всевышний» Авраама был, вероятно, тем же самым богом, которому молились и соседи древних евреев — йевусеи из города Урушалем (Иерусалим). Авраам лишь сменил месопотамских богов на ханаанский. Косвенным образом это подтверждают и слова Йеошуа, сказанные им в конце жизни своим соплеменникам: «Отвергните богов, которым служили отцы ваши за рекой (Евфрат. — И.Л.) и в Египте, и служите Господу» (Нав. 24:14–15). Этой фразой Йеошуа фактически признает,

что древние евреи поклонялись языческим богам не только в Шумере и Харане, но и в Египте, то есть в период, когда они должны были следовать новой «монотеистической» вере Авраама. Вместе с тем носители традиции, аарониды и левиты, они же составители и редакторы Ветхого Завета, предпочли возводить традицию монотеизма к Аврааму, хотя в действительности подлинная заслуга в создании монотеистической веры принадлежит не ему, а Моисею. Не случайно в эпизоде наделения Моисея миссией по спасению его народа из Египта особое внимание было уделено разъяснению, что Бог праотцов — Авраама, Исаака и Иакова — тот же самый, что и Яхве Моисея. Этим самым решались две задачи сразу: во-первых, перебрасывался мост между культом Яхве южных племен и культом Эля северных колен, а во-вторых, связывались воедино монотеистическая вера Моисея с тем же культом Эля праотцев, который был воспринят ими после прихода в Ханаан. В дельте Нила западные семиты долго жили среди своих соплеменников, в численном отношении преобладая там над египтянами, поэтому египетские культы среди них почти не прижились. За 430 лет жизни в Египте принесенный из Ханаана культ Эля существенно ослаб среди южных колен, и на первое место снова вышел старый племенной культ Яхве. Однако до Моисея он был языческим. Только Моисей вдохнул в него новое, монотеистическое содержание.

Откуда появилась у Моисея эта революционная для того времени концепция Бога, мы не знаем. Древний мир тоже не знал ничего подобного, поэтому данная религиозно-философская идея ни у кого и нигде не могла быть позаимствована в ту далекую эпоху. Некоторые историки пытаются провести аналогию с религиозной реформой египетского фараона Эхнатона (Аменхотепа IV). Однако они не учитывают, что культ Атона — египетского бога солнца — по природе своей был языческим. Фараон-реформатор предлагал не монотеизм, а усовершенствованное язычество, которое сводилось к почитанию не множества богов и божков, а только одного языческого бога. В лучшем случае его реформу можно рассматривать как шаг к монотеизму, но не более того. Есть и другой, не менее важный аспект: почти полтора столетия отделяют эпоху Эхнатона от времени Моисея. Каким образом идеи Эхнатона могли повлиять на Моисея, если они были преданы анафеме и совершенно забыты уже через несколько лет после смерти фараона-реформатора?

Очевидно, что монотеизм Моисея не стал результатом какого-то последовательного развития религиозной или философской мысли, поскольку даже в наиболее развитых и цивилизованных частях древнего мира того времени, таких как Египет и Вавилония, ничего похожего в духовном плане не наблюдалось. Неудивительно, что соратники и преемники Моисея не могли удержаться на высоте его концепции Бога и после его смерти спустились на существенно более низкий уровень понимания монотеизма. Лишь намного позднее, при иудейских царях Хизкии (Езекии) и особенно Иосии, мы видим возврат к концепции Моисея, но опять-таки временно. Фактически только в VI–V вв. до н. э., уже после вавилонского пленения, древнееврейское общество начинает по-настоящему воспринимать монотеистическую суть учения Моисея, что лишь подчеркивает, насколько он опередил свою эпоху. Многие элементы его уникальной концепции были осмыслены и поняты окружающим миром только спустя тысячу лет. К ним относится, например, закон о субботе. Впервые в мире, за много сотен лет до апогея греческой и римской цивилизаций, в законодательном порядке был учрежден особый день недели, причем не просто для отдыха от тяжелого физического труда, а для служения Богу, для духовного и интеллектуального развития всех людей, включая самых угнетенных и обездоленных — рабов.

Принятие синайских заповедей превратилось одновременно и в церемонию принесения клятвы на верность новому союзу тех племен, которые ушли из Египта. На Синае был оформлен не только завет с единым Богом, но и союз южных древнееврейских колен друг с другом и с теми аморейскими племенами, которые участвовали в исходе из Египта. Там же все они обязались идти на завоевание Ханаана. Теперь Моисей вел не разношерстную толпу, а единый народ, сплоченный общей верой, законами и одной целью.

Конфликты в пустыне и раскол «дома Иакова»

Однако новый племенной союз не избежал внутренних конфликтов. Самый серьезный из них произошел из-за «золотого тельца». По неизвестной для народа причине Моисей отсутствовал значительно больше времени, чем ожидалось. Предполагая гибель своего вождя, племена возлагают руководство на Аарона, соратника Моисея и первосвященника «дома Иакова». Получив всю полноту власти, он отступает К прежней, языческой, концепции культа Яхве, более ясной И понятной для народа, чем невидимый и неосязаемый Бог Моисея, отрицающий всякое сосуществование с другими богами. «…Сделали себе литого тельца, и поклонились ему, и принесли ему жертвы, и сказали: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли египетской!» (Исх. 32:8). Неожиданное появление Моисея в момент языческого празднества застало всех врасплох. Но Аарон и те, кто его поддержал, не торопились возвращать власть Моисею. Возникло двоевластие, которое, как и следовало ожидать, привело к братоубийственным столкновениям между древнееврейскими племенами. Борьба шла не только вокруг того, какая концепция культа Яхве — языческая или монотеистическая — одержит вверх, но и за реальную власть в только что созданном племенном союзе. Племена и кланы разделились: одни поддержали Моисея, другие — Аарона. Колено Леви оказалось целиком и полностью

на стороне Моисея: «И собрались вокруг него все левиты» (Исх. 32:26). Этот эпизод еще раз подтверждает, что Моисей был не только членом племени Леви, он был его вождем и первосвященником. Но колено Леви являлось одним из самых маленьких и без поддержки других было бы обречено на неизбежное поражение. К сожалению, библейский текст ничего не говорит о том, кто еще поддержал Моисея. Можно предположить, что на его стороне оказались племена Шимон и Реувен. Между южными коленами давно шла скрытая борьба за главенство, которая после исхода из Египта стала принимать открытые формы. На первенство среди южных племен — в «доме Иакова» — давно претендовало самое крупное колено — Йеуда, хотя в племенной иерархии оно занимало лишь четвертое место после Реувена, Шимона и Леви. Аарониды, тесно связанные, а, возможно, и происходившие сами из колена Йеуда, поддерживали притязания этого племени на главенство. Со своей стороны, три других южных племени опасались усиления Йеуды и считали его претензии на власть над ними незаконными с точки зрения традиционного племенного права. Трудно сказать, какую позицию заняли аморейские племена, присоединившиеся к «дому Иакова»; возможно, они остались нейтральными, не желая участвовать во внутренних распрях южных колен.

Библейский текст красноречиво молчит о позиции самого Аарона в период братоубийственного конфликта в стане «дома Иакова», из чего видно, что именно он возглавлял тех, кто противостоял Моисею. Междоусобное столкновение не выявило победителя. Соотношение сил между Йеудой и тремя небольшими коленами — Реувеном, Шимоном и Леви — было приблизительно равным, а может быть, даже склонялось в пользу первого. По крайней мере, Моисею и левитам не удалось восстановить прежнее положение. Библия косвенно признает, что не Аарон, а Моисей был вынужден покинуть общий стан: «Моисей же взял и поставил себе шатер вне стана, вдали от стана, и назвал его „шатер откровения“; и каждый ищущий Господа, приходил к шатру откровения, который находился вне стана» (Исх. 33:7). Судя по всему, шатер Аарона находился в самом стане, и к нему шли члены племени Йеуда. Мы не знаем, как долго продолжалось это патовое положение, но в тяжелых условиях пустыни любой внутренний конфликт противоречил интересам всех племен, поэтому примирение состоялось. Скорей всего, именно тогда, после инцидента с золотым тельцом, было достигнуто историческое соглашение: верховная власть над племенами возвращалась Моисею, а главенство в священнослужении закреплялось за родом Аарона. Левиты вынуждены были согласиться на второе место после ааронидов в служении культу Яхве.

В то же время Моисею удалось заручиться важными гарантиями для членов своего племени на будущее: после завоевания Ханаана все колена должны были принять левитов в качестве священнослужителей культа Яхве и на постоянной основе выделять им часть своего дохода, что давало им непропорционально большие привилегии в племенном союзе и обеспечивало надежный достаток, независимо от возможных переделов племенных владений в Ханаане. Но верховная власть возвращалась Моисею с условием, что после смерти последнего она не перейдет к его сыновьям или к племени Леви. Это соглашение должно было примирить древнееврейские племена, а также упорядочить отношения между левитами и ааронидами. Правда, достигнутый компромисс удовлетворил далеко не всех: часть левитов осталась недовольна признанием главенства ааронидов в священнослужении, а колено Реувен, старшее в племенной иерархии южных колен, чувствовало себя обделенным в «доме Иакова».

Эпизод с золотым тельцом содержит серьезные обвинения в адрес Аарона. «И сказал Моисей Аарону: что сделал тебе народ этот, что ты ввел его в грех великий? …И увидел Моисей народ — как он распущен, потому что распустил его Аарон на посмешище врагам его» (Исх. 32:21, 25). Можно не сомневаться, что авторами этих строк были левиты, наследники Моисея, конкурировавшие с ааронидами. С другой стороны, именно аарониды внесли в библейский текст уже упомянутое необычайно резкое осуждение родоначальников племен Шимон и Леви (Быт. 49:6–7).

Трудно отделаться от мысли, что столь резкое осуждение касается не только резни в Шхеме, устроенной за поругание дочери праотца Иакова — Дины. Вероятно, гневная тирада в адрес Шимона и Леви вызвана не столько их жестокостью к хивеям из Шхема, сколько к собственным братьям из колена Йеуда в инциденте с «золотым тельцом». Тем более что эти обвинения составлялись В период объединенной монархии, когда в стране царствовала династия давидидов, происходившая из колена Йеуда, а службой в Храме руководили аарониды, тесно связанные с тем же племенем. Тогда же аарониды объяснили создание золотого тельца не умыслом Аарона, а злой волей самого народа. «И сказал Аарон: да не возгорается гнев господина моего; ты знаешь этот народ, что он буйный. Они сказали мне: сделай нам бога, который шел бы перед нами; ибо с Моисеем, с этим человеком, который вывел нас из земли египетской, не знаем, что сделалось» (Исх. 32:22–23). В течение столетий — вплоть до разрушения Первого Храма — между двумя священническими кланами, ааронидами и левитами, шло то явное, то скрытое соперничество за главную роль в служении культу Яхве, которое отражало прежнюю борьбу за власть внутри «дома Иакова».

В исторической литературе существуют спекуляции по поводу того, что Моисей мог быть египтянином по происхождению и, более того, египетским жрецом (сторонником религиозной реформы Эхнатона), который примкнул к уходившим из Египта семитам. Однако весь жизненный путь Моисея, его готовность пожертвовать собой, разделить со своим народом любую его участь, свидетельствует об обратном. Трудно найти более убедительные доказательства любви к «дому Иакова», чем эти: «И возвратился Моисей к Господу, и сказал: о, народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого идола; прости им грех их, а если нет, то прошу Тебя, сотри и меня из книги Твоей, которую Ты написал!» (Исх. 32:31–32). Маловероятно, чтобы египетский сановник или жрец был готов проявить столько любви к чуждым ему семитам, чтобы без малейшего колебания отдать за них свою жизнь.