"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22

Мелентьев Виталий Григорьевич

Дорофеев и сам испытывал неимоверную уста­лость. За последние три дня он не сомкнул глаз. В спокойном матовом свете лампы его худое ли­цо казалось особенно угловатым, а умные упря­мые глаза тонули в тени. Он пытался стряхнуть сонную одурь, до крови кусал пересохшие губы, но веки непроизвольно слипались. Сказывалось непрерывное напряжение последних суток. Но Дорофеев был энергичным человеком. Всякое проявление усталости он считал непростительной слабостью, а потому старался держаться молод­цом. Люди сменялись, уходили, приходили, а командир корабля продолжал бодрствовать, и, может быть, никому даже в голову не приходило, что перед ними смертельно усталый человек: До­рофеева привыкли видеть при любых обстоятель­ствах бодрым, деятельным, распорядительным. И хотя каждый выход в море требовал предель­ного

напряжения сил, нравственных и физических, другой жизни, спокойной, неторопливой, лишен­ной всяких тревог и забот, Дорофеев даже не представлял. Как это можно беззаботно лежать на диване, покуривать трубку, лениво перелисты­вать страницы журнала или книги?.. В прошлом году Дорофеев побывал в отпуске. Решил мах­нуть к Черному морю. Жена Аня и сын Алешка были в восторге. Теплое ласковое море, много солнца. Первые дни Дорофеев, закатав штаны до колен, бродил по берегу, собирал цвет­ные камешки, отдыхал душой и телом. Случился шторм. Огромные седые волны с гулом обруши­вались на берег. И тут что-то проснулось в душе Дорофеева, что-то глубоко скрытое, но властное, зовущее. Он вдруг затосковал по своему кораб­лю, по своим матросам, стал думать, все ли он сделал, чтобы вот так безмятежно отдыхать здесь, под сенью кипарисов, Инспекторской про­верки он не опасался, но хотелось, чтобы боего­товность экипажа проверяли в его присутствии. Помощник надежный... Но мало ли что... Он успокоился только тогда, когда очутился в своей базе.

Некоторые считали Дорофеева суховатым, че­ресчур уж официальным. Но матросы его лю­били, а это было, пожалуй, самым главным. Когда-то Дорофеев мечтал стать подводником. Волевой, энергичный, он неуклонно шел к цели и добился своего. Мечта осуществилась. Ничего иного он и не желал. Командование не раз отме­чало в приказах успехи офицера, старалось его выдвинуть на более высокую должность в штабе, но Дорофеев заупрямился, и его в конце концов оставили в покое. Дорофеева ценили, при разра­ботке плана учений советовались с ним, выпол­нение наиболее трудных и ответственных зада­ний возлагалось, как правило, на него. Но коман­дир подводного корабля, по-видимому, и в самом деле был сухим человеком, лишенным отзывчи­вости: благодарности командования он воспри­нимал как нечто само собой разумеющееся. Со­ветовались с ним большие начальники, он почти­тельно отвечал, но, когда нужно было отстоять свою точку зрения, не стеснялся вступать в спор, горячился, и переубедить его было почти невоз­можно. Своим упрямством он мог довести самого мягкого и покладистого человека до бешенства.

— Если вы считаете, что я не прав, то разре­шите мне уйти! — говорил он и вытягивался по стойке «смирно».

— Что же это вы, Лопатин, сплоховали? — спросил Дорофеев без гнева.— Батя-то у вас всю жизнь грузчиком работал — до самой пен­сии таскал на горбу ящики. Волжским богаты­рем его прозвали. Да и вы вроде с виду в отца по­шли, а уравнительную цистерну затопить не смогли.

Старшина первой статьи Струков не стерпел и набросился на Лопатина, обозвал его разгиль­дяем.

Дорофеев поморщился, остановил старшину. Лопатин ждал сурового наказания, но командир корабля сощурил глаза, усмехнулся, окинув взглядом широкоплечую фигуру матроса, и про­говорил с неожиданной лаской:

— Бывает. Всякое бывает, Лопатин. Пловец вы первоклассный, а вот ерундовый рычажок по­вернуть не смогли. Поразмыслите-ка, почему та­кое случилось. Можете идти.

Когда матрос ушел, Дорофеев сурово сказал Струкову:

— Жениться, Илья Ильич, задумали?

Струков заморгал белесыми ресницами, потря­сенный осведомленностью командира. Он дей­ствительно захаживал в рыболовецкий колхоз, где приглянулась ему черноокая дивчина Люся, и всерьез подумывал о женитьбе. Но какое отно­шение это могло иметь к только что состоявше­муся разговору с нерадивым матросом Лопати­ным?

— Вот я и говорю,— продолжал Дорофеев,— жениться задумали. И обмякли, дорогой старши­на первой статьи. Забыли, зачем вас поставили на подводный корабль. К специальности своей охладели. На всех тренировках Лопатин «откры­вал» кингстон условно. Вы видели это, но не создали в отсеке такой обстановки, чтобы матрос мог развить свои практические навыки. Услов­ности и упрощенчество...

Идите!

Струков выскочил из каюты как ошпаренный.

— Откуда только он прознал, что я жениться собираюсь? Никому ни слова не обронил.

— Да у тебя на физиономии написано, что ты жених,— смеялся главный старшина Буняков.— Наш Сергей Иванович человек с понятием в смысле психологии. Он таких разгильдяев, как ты, насквозь видит... Жених ты и есть жених!

От очередного увольнения Струков отказался.

— Будем тренироваться,— сказал он Лопа­тину.

Могло показаться, что капитан третьего ранга Дорофеев совершенно лишен того, что называют морской романтикой. Это был трезвый, рассуди­тельный человек, вечно погруженный в свои за­боты. Другой был бы польщен, что именно его лодке доверили такое ответственное дело, как испытание нового прибора, предназначенного произвести целую революцию в подводной аку­стике. А Дорофеев, выслушав приказание, лишь ответил:

— Есть!

И трудно было понять по его спокойному угло­ватому лицу, обрадован он или нет.

Даже командующий рассердился:

— Вы хорошо уяснили важность и ответствен­ность предстоящего похода?

— Так точно.

— Действуйте!

Командующий только пожал плечами. Но он знал, что на Дорофеева можно положиться. Та­кой не подведет.

Теперь первый этап испытаний закончен. Лодка возвращается в базу. Только сейчас капитан третьего ранга почувствовал, до какой степени он измотан. Продержаться еще несколько часов... А потом — освежающий душ, чистая постель, пол­ный покой. Как хорошо, что самое трудное уже позади... Люди тоже изрядно устали. В первые дни инженер Румянцев еще кое-как держался. Рассказывал свободным от вахты о тайнах мор­ского дна. Оказывается, и в этой области он об­ладал энциклопедическими познаниями. Матросы расспрашивали о последних исследованиях дна Тихого океана. Такие исследования велись Ака­демией наук уже несколько лет. Был открыт ме­ридиональный подводный горный хребет. Он упи­рался своим раздвоенным северным концом в Алеутскую островную гряду и тянулся далеко на юг через Гавайскую возвышенность. Хребет, та­ким образом, делил Тихий океан на западную и восточную котловины. Беседа заинтересовала и Дорофеева.

— Я слышал, будто бы ученые стремились установить возраст глубинных вод. Какова цен­ность этих исследований для практики? — полю­бопытствовал он.

Румянцев задумался, потом ответил:

— Вас всегда интересует практическая сторона дела, Сергей Иванович. Да, эти исследования имеют большое практическое значение. Посмот­рим в корень явлений. Дело в том, что американцы выдвинули предложение производить захоро­нение отходов атомной промышленности в глуби­нах океана. Советские ученые решили выяснить этот вопрос и произвели исследования в районе впадины Танга. Каковы же выводы? Выяснили следующее: перемешивание вод глубоководных впадин совершается довольно быстро. Таким об­разом, захороненные там радиоактивные соедине­ния поднимаются на поверхность, попадают в организм растений и животных, рыб и млекопи­тающих. Происходит заражение огромных райо­нов океана. Американское предложение — это злостная авантюра, направленная во вред чело­вечеству.

На пятый день похода инженер уже не читал лекций. Сейчас он осунулся, на лице ни кровин­ки. Держится только на самолюбии. Сегодня утром он с горькой усмешкой произнес:

— Нет, капитана Немо из меня не вышло бы. А в юности по дурости грезилось и такое... Заве­щание в правом нагрудном кармане. Скажите, что его погубила любовь к морю... Он был вели­ким оптимистом и верил в прогресс.

В центральном посту все рассмеялись. Доро­феев в тон ему ответил шутливо:

— Наше дело кучерское: доставим в целости и сохранности.

Если бы Дорофеев мог предполагать, что всего через несколько минут на долю экипажа выпа­дет такое суровое испытание, какое редко выпа­дает даже в дни войны, то, пожалуй бы, воздер­жался от своих заверений.

Все произошло так. Неожиданно поступил до­клад от гидроакустика Чибисова: прослуши­ваются шумы винтов крупного судна. Все были озадачены, особенно капитан третьего ранга. В этот пустынный район, удаленный от всех ком­муникаций, редко заглядывали даже рыбаки. Сигнал мощный... Что бы это могло быть?