Библиотечка журнала «Милиция» № 4 (1997)
Шрифт:
Морозов с руганью отскочил от оконного проема. Осколок стекла вонзился ему в щеку.
— Витя, ты в порядке? — окликнул его Юрченко.
— В порядке. Береги башку, тут стекла по всей комнате летают.
Со стены с грохотом сорвался посудный шкаф, пули крошили кирпичный бок небольшой приземистой печки.
— Бой в Крыму, все в дыму, — бормотал Юрченко, загоняя магазин в автомат левой ладонью, перемотанной обрывком тряпки.
Морозов выдернул из щеки стекло и снова на корточках подобрался к оконному проему.
— Грамотно
Приподнявшись на локте, Амелин поймал в прорезь прицела освещенную вспышками дверь сарая. В лицо, мешая целиться, сыпала мелкая снежная крупа. Гранатомет ударил звонко и коротко, а через секунду эхом отозвался взрыв выпущенной гранаты. Пулемет замолк, из открытой двери пополз сероватый слоистый дым.
— Готов, сучий сын, — подождав минуту, сказал Юрченко и подмигнул Морозову: — Каков командир!
Морозов, чертыхаясь, ощупывал щеку.
— Еще один осколок, — пожаловался он. — Глубоко засел, пинцет нужен…
Тяжело раненный пулеметчик лежал в глубине кирпичного сарая. Приподнявшись на локтях, он, тяжело дыша, наблюдал за Амелиным и Морозовым, которые подходили к нему, держа наготове автоматы.
Амелин осветил лежавшего электрическим фонариком. Камуфляжная куртка была в нескольких местах разорвана осколками, перебитая правая нога неестественно вывернута. Молодой, лет двадцати, с редкой темной бородкой, боевик беззвучно шевелил губами.
— Не стреляйте, — почти неслышно прошептал он.
— Сам сдохнешь!
Морозов отшвырнул лежавший рядом с ним пулемет. Пол был усыпан стреляными гильзами.
— Целый магазин по Сашке выпустил. И бронежилет не помог.
Сарай использовался в качестве склада. Громоздились ящики с патронами и гранатами. В углу стояло несколько огромных брезентовых мешков с камуфляжным обмундированием. На стенах гроздьями висели армейские шипованные ботинки, запасные автомобильные камеры, нагрудники с карманами для автоматных магазинов и ручных гранат. В четырех продолговатых ящиках лежали хорошо смазанные автоматы АК-74.
— А вот это уже серьезно!
Амелин показал на стоящие у стены 82-миллиметровые минометные стволы, видимо, приготовленные для транспортировки, и отдельно к ним двуноги и опорные плиты. Разобранные крупнокалиберные пулеметы в густой смазке лежали, накрытые брезентовым пологом.
Морозов откинул крышку металлической коробки и вытащил тяжелую патронную ленту с разноцветными пулевыми головками.
— Крутой мужик Абазов! Скоро здесь будет жарче, чем на южных границах.
Николай, возьми Иванова и облейте бензином все хозяйство. — Амелин посмотрел на раненого пулеметчика. — Давай вытащим этого орла, пусть дед его забирает. А сарай подожжешь, когда будем уезжать.
Вместе с Морозовым они отнесли боевика к дому, где жил с семьей хозяин точки.
— Выживет — его счастье, а нет — туда ему и дорога.
Амелин
— Где Решетков? — спросил Сергей.
— Да тут такое дело, — замялся Юрченко. — Это не Лагутин. Не летчик…
— Как не Лагутин, а кто ж тогда?
— Я, Витя… Братчиков…
Только сейчас Амелин разглядел, что это совсем молодой парень.
— Откуда ты, Братчиков?
— Из автобата. Водитель сто шестого отдельного автобатальона, рядовой. А в плену — с октября прошлого года. Скоро четырнадцать месяцев будет. Господи, не приведи Бог кому другому… — он заплакал.
— Ладно, успокойся, Витя.
— Я знал… знал, что меня все равно освободят. Вы меня долго искали?
— Долго, — помедлив, отозвался Амелин.
Ему не хотелось рассказывать рядовому Братчикову, что искали совсем не его, вычеркнутого из всех списков и уже никому не нужного, кроме своих родителей.
— Не плачь, все позади, — обнял его за плечи Сергей. — Ты думал, мы тебя не найдем? Плохо ты спецназ знаешь!
— А мама, отец? Как они?
— Нормально. Послушай, Витя, здесь, кроме тебя, были еще пленные?
— Были. Два летчика. Их привезли четыре дня назад. У одного, который постарше, был сломан позвоночник. Он в первую ночь умер. А второй, старший лейтенант, его звали Женей, убежал. Он и меня уговаривал бежать, но я испугался.
Юрченко сидел на крыльце, подняв растопыренную ладонь. Иванов, высунув язык, бинтовал ему руку. Саня Кошелев лежал у стены дома. Лицо было накрыто шапкой. Ватная куртка и брюки были занесены тонким слоем снежной крупы.
— Только они его сразу поймали, — продолжал Братчцков. — По следам нашли. Сюда привезли. Заставили раскопать могилу, где лежал старший летчик, и здесь же застрелили.
— Кто стрелял? — спросил Морозов.
— Вон тот, — Братчиков показал на боевика, убитого Амелиным. — И еще хозяйский внук, Рахим. Он не хотел, но его заставили уже в мертвого выстрелить пять или шесть раз.
— Где могила, покажешь? — поднялся Амелин.
— Покажу. Они за кошарой лежат…
Когда раскопали яму и положили обоих летчиков в пластиковые мешки, Амелин, морщась, как от зубной боли, спросил Морозова:
— Вы этих гробов целлофановых много с собой набрали?
— Пять штук.
— Ты выбрось пятый. Хватит трупов.
— Выброшу, — пообещал Морозов. — Я понимаю.
Они пересекли границу на одном из небольших пропускных пунктов в стороне от Чемкара. Полицейский, перебрав стопку паспортов и виз, взялся было сверять фотографии. Амелин вложил ему в руку несколько десяти- и двадцатидолларовых ассигнаций.
— Все нормально?
— Нормально, — ответил полицейский, возвращая документы. — Проезжайте.