Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
— Как я могу быть до конца в этом уверенным?
— Просто вы наш — вот и все.
— В каком смысле?
— В прямом. Достаньте свое удостоверение ордена Странствующих рыцарей.
— Вот это?
— Совершенно верно.
— Но это же несерьезно. Я его купил у метро в Москве. Обычный прикол, розыгрыш и не более того.
— Простите, что? Прикол — странное слово. Я с ним не знаком.
Воронов даже не заметил, как с плохого испанского он перешел на русский. А незнакомец говорил с ним без малейшего акцента. Наверное он был из потомков тех испанских детей, которых перевезли
— Вы удивляетесь моему русскому?
— Признаться — да.
— Я из России. Я вырос в этой стране.
— Могу продолжить: ваших родителей перевезли в России в 30-е годы прошлого столетия.
— Верно. Но что это за словечко такое — прикол?
— Обманка, вранье. Вот что это за словечко.
— Понятно. Но это только внешняя сторона вопроса. На самом деле ваше удостоверение настоящее.
— С какой стати я должен вам верить?
— Можно мне опустить руки? А то как-то неловко вести серьезный разговор с поднятыми руками.
— Опустите.
— Спасибо.
Воронов достал из нагрудного кармана удостоверение «Странствующего рыцаря» и принялся внимательно разглядывать этот во всех отношениях несерьезный документ.
— И вы хотите меня убедить, что эта «липа» имеет какой-то смысл?
— Вы купили его у какой станции метро?
— На «Фрунзенской».
— Мы специально поставляли эти корочки в ограниченном количестве именно в этот ларек. На этот счет существует специальная договоренность. Просто так такое удостоверение никому не продадут. Наш человек заранее предупреждает продавца, и тот выкладывает одну единственную корочку на прилавок.
— Зачем такие сложности?
— Конспирация.
— Чушь. Какая-то детская игра в казаки-разбойники.
— Господин профессор, мне жаль вновь возвращаться к больному вопросу, но это, кажется, вы собственноручно убили одного из тех, против которых мы и выставили серьезный заслон конспирации.
На это Воронову ответить было нечем, и тогда незнакомец больше непродолжительной паузы продолжил.
— Подлинность этого документа подтверждает подпись доцента Сторожева. Он также принадлежит к нашему ордену.
— Может быть и Стелла Эдуардовна тоже рыцарь?
— Правильно. Стелла Эдуардовна наш человек. Она играет довольно весомую роль во всей организации.
— А кто еще, позвольте полюбопытствовать?
— Могу упомянуть имя профессора Ляпишева. Когда я жил с родителями в Москве, то имел честь слышать его лекции в педагогическом. Открою вам один секрет: профессор Ляпишев до самой своей смерти считался магистром нашего ордена Странствующих рыцарей. Вас, наверное, удивляет тот факт, что мы здесь, в Испании, как-то очень сильно ориентированы на Россию?
— Признаться, да.
— Все очень просто: Россия и Испания — это две европейские страны с очень сильными мессианскими акцентами что ли. Помните, что сказал Достоевский о «Дон Кихоте» и Сервантесе? Сервантес потому великий писатель, что он русский писатель. Парадоксально, но верно. Испания и Россия — пограничные страны. В одном случае — это мавры и реконкиста, в другом — Великая степь и кочевники. Вы, конечно, все знаете о происхождении слова татарин и татаре?
— Простите?
— Ну,
Отсюда берет свое начало крайняя форма католицизма, а в России — это ортодоксия православия.
— Интересно.
— Надеюсь, я вам смог объяснить, почему именно в России наше влияние оказалось особенно сильным?
— В общих чертах.
— Тогда прибавьте сюда и немало испано-русских смешанных браков. Перед вами собственной персоной один из результатов таких своеобразных культурных контактов: моя мать русская, а отец — испанец.
— И все-таки я до конца так и не понял: в чем смысл, в чем предназначение вашего ордена, членом которого я и являюсь?
— Наш орден создал великий испанский философ XX века Мигель де Унамуно.
— Кто?
— Вы не ослышались, господин профессор, повторяю: Мигель де Унамуно. Нашему ордену уже 100 лет. Немного для тайного общества, но, согласитесь, и немало. И как вы, наверное, успели заметить помимо интеллектуалов мы, как и положено всем тайным обществам, обзавелись и своей боевой дружиной. Кстати, профессор Ляпишев, наш в недавнем прошлом магистр, был идеологом ордена и стоял у его истоков. Он еще в молодости читал свои зажигательные лекции повзрослевшим испанским детям. Орден, можно сказать, одновременно зародился и в России, и в Испании. Великие мысли имеют обыкновение рождаться в головах сразу нескольких гениальных людей и, как правило, одновременно.
Ваш Ляпишев и наш Унамуно просто по-другому прочитали бессмертный роман Сервантеса. С этого все и началось.
По мнению Унамуно путь Испании — не «вперед» по пути европейского Прогресса и не «назад» по пути исторической Традиции, а «вглубь» к нетленному и таинственному, вечному образу Испании, прикоснуться к которому можно лишь прикоснувшись к глубинной основе своей собственной души и на собственном уникальном пути духовного подвига. Так Унамуно и стал Странствующим рыцарем. Он отправился в поисках приключений выпрямлять кривду. А его Дамой сердца стала вся Испания.
Так Унамуно стал основателем общества, называемого «поколение 98 г.» Это было движение испанской интеллигенции за возрождение Испании, к которому принадлежали также А. Ганивет, П. Бароха, Асорин, Антонио Мачада, Валье Инклан и другие видные деятели испанской культуры конца XIX — начала XX вв. 1898 год — это дата поражения Испании в испано-американской войне и потери последних заокеанских колоний, что страстные испанцы восприняли как национальную катастрофу. Эту часть испанской интеллигенции объединяет чувство, которое кратко смог выразить только Унамуно: «У меня болит Испания». Речь идет не только о национальном упадке или национальной трагедии, а о том, что упадок и трагедия Испании являются моею личной трагедией, не о том, что она болит у меня, ее болезнь это то, чем болен я сам.