Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 5
Шрифт:
У капитана были дела с Хлыновым. Надо было сверить ведомости доставленных продуктов. Обычно это входило в обязанности второго помощника, но сейчас Борис Ефимович почему-то взял это на себя. Я должен был помогать ему. Оба мы «плавали» в таком деле и все время путались, а Хлынов был человек дотошный и требовал, чтобы все было сделано, как следует.
– Вы давно здесь?
– как бы невзначай расспрашивал его капитан.
– Второй год. Я прежде с семьей в бухте Рубиновой жил. Мальчишка у меня подрос. В школу пора отдавать. Вот первый год без семьи живу.
– Скучаете?
– спросил капитан.
Хлынов улыбнулся.
– Смешно сказать… Зарок дал бороды не брить, пока с семьей не свижусь. Думаю перебраться на Диксон. Там и школа
– Как живете здесь, дружно?
Хлынов махнул рукой.
– На полярной станции живем очень хорошо. Есть у нас еще радист и радистка. Поженились у нас. Жаль, вы их увозите. Но им повезло - опять вместе будут. Маяк вот только у нас поблизости… беспокойный, - нахмурился Хлынов.
– Гудит? Так ведь скоро навигация кончается…
– Не гудок беспокоит… Собаку нашу смотритель пристрелил. Уж не знали мы, как Верочку утешить. Хороший был пес. Не давал он Суетину к Верочке приближаться. Она без этого пса на метеоплощадку никогда не ходила… Вот Суетин и пристрелил.
– Вот как, - помолчав, проговорил капитан.
Я остался в кают-компании с Верочкой, а капитан пошел в радиорубку познакомиться с уезжающими радистами, поговорить с ними, как они прожили тут зиму.
Потом вместе с капитаном мы зашли на маяк и после его осмотра сидели в комнате смотрителя, неряшливой, очевидно к нашему приходу наскоро прибранной. В ней пахло плохо выделанными шкурами.
– Хорошо играет… - говорил Суетин про Верочку. Его бабье лицо расплылось в улыбке.
– Очень мы все это любим. Только вещички-то она играет какие-то непутевые. Просишь, просишь сыграть «Огонек» или там «Синий платочек» - не играет. Все от гордости, это я так полагаю. А Хлынова нужно вывезти… это для того, чтобы ее же спасти. А насчет станции не сомневайтесь, справимся в порядке совмещения профессий. Пожалуйста, угощайтесь… У нас хоть тоже все по норме, но мы не Хлыновы, не поскупимся. Мы сами из крестьян. Из крепких, гостям всегда богатый стол. Медвежьи шкуры посмотреть не желаете ли? Я вам про каждую историю расскажу. Вот шкура медведицы. Я ее вам вместе с двумя медвежатами заверну… С этим семейством дело вот как было. Плыли мы на пароходе, когда меня сюда доставляли. Капитаном у нас был Николай Львович, да вы его знаете, он потом из Арктики в какой-то порт ушел… Увидал я медвежье семейство на льду и к капитану. Так и так, Николай Львович. А семейство нас почуяло - и к пароходу. Звери дурные. Страха не знают. Кто их в Арктике напугать может? Я с винтовочкой. Жду, когда поближе подойдут. Пассажиры собрались, ахают. Идут звери, воздух нюхают. На корабль дивятся. К самому борту подошли… Ну, не мишень, а просто прелесть. Я винтовочку на реллинги положил, удобно так… и спускаю курок. И надо же! Мальчишка - Федька-сирота - с базы одной его вывозили - подтолкнул меня под руку. Зверя, видите ли, ему жалко стало! Я в медвежонка метил, потому знаю, что от раненого или от убитого мать никуда не отойдет. И не уложил я зверя. Перекувыркнулся он через голову. Застонал, зарычал и ну бежать… На снегу красный след. Мать и брат за ним. Бегают медведи быстро. Второй раз я стрелять не стал. Сразу - на мостик. Николай Львович, прошу, мол, в погоню! Он поворчал, но согласился. Медвежатник страстный был. Стал корабль во льдах разворачиваться. Медвежонок раненый прилег за ропак, его и не видно. Мать с братом отошли было за километр, но как увидели, что чудище к раненому приближается, сразу на выручку. Тут я их всех и перестрелял. Сначала раненого прикончил. Потом медведицу уложил. Последний медвежонок бегает по льдине, не то ревет, не то плачет. Потеха! Я еще помедлил немного, чтобы зрители насмотрелись на зверя как следует. Ну, и его… Он закрутился, закрутился, потом прилег к братцу, будто отдохнуть. Ну, и не встал. Так мы их и поднимали, одним канатом.
А вот эта шкура… Тоже медведица. В тот же раз
– Довольно!
– вставая, резко сказал Борис Ефимович.
– Что ж так скоро, али угощение не понравилось?
– встревожился Суетин.
– Да вы ничего и не попробовали! А я сижу, разговорами вас занимаю…
– Мы уже наслушались ваших разговоров. Я получил указание вывезти вас из Арктики, - сухо сказал капитан.
– Это как же так?
– оторопел Суетин.
– Это по какому такому праву? А маяк?
– За маяком до начала навигации будет следить полярная станция. А вы зимовать в Арктике больше не будете. Понимаете? Никогда больше не будете.
Суетин поднялся, мигая бесцветными ресницами.
– Да вы это что? А полярная надбавка? По какому такому праву меня полярной надбавки лишать? Я сколько лет ее откладываю вместе с жалованием… Питание бесплатное, семейства у меня нет! Но на домик еще не хватает… Я не согласен…
– Вашего согласия никто не спрашивает. Такие, как вы, зимовать в Арктике не будут.
– Это какие же, как я?
– Такие, которые в Арктике пристанища искали, - с гневом заговорил Борис Ефимович.
– Необитаемый остров хотели найти в советском море. Чтоб волны до них не доставали. Бежали от этих свежих волн, и хозяйства крепкие бросали!..
– Меня никто не раскулачивал!..
– крикнул, отступая, Суетин.
– Я по своей воле хозяйство распродал, в город подался! У меня в анкетах пятен нету! Но я здесь не только что за длинным рублем…
– Да, вы здесь не только за длинным рублем, - брезгливо сказал Борис Ефимович.
– Вы сюда от советской жизни бежали. Все мне понятно. Только забыли вы, что и здесь советская земля. И здесь вы чужой и лишний…
Сказав это, капитан вышел. Я хотел идти следом за ним, но Суетин ухватил меня за рукав.
– Как же так - лишний? Товарищ дорогой! Вы же влиятельный… Вы с ним поговорите. Я вам все шкуры отдам. Это как же будет? Меня - и вдруг обратно на эту самую Большую Землю… Да не ужиться мне там! А надбавка? Да бог с ней, с надбавкой. Мне тишину нужно… Да я лучше в море спрыгну! В самый что ни на есть туман…
Он был противен и жалок, этот человек, трясущийся, хватающий что-то руками и снова ставящий на место.
– Это в чем же вина-то? В чем?
– бормотал он.
– Это все, верно, Хлынов, подлюга… И Верка эта! Ничейная баба! Несчастья от нее одни… Да я лучше из маяка ни ногой!.. Товарищ московский, вы с ним поговорите… Нельзя человека все равно как в огонь совать, сгорю я там… Ведь заслуги у меня есть! Иностранные пароходы тут проходили, а я не сбежал… не сбежал!
Я вырвал свою руку, за которую все цеплялся Суетин, и вышел.
В лицо мне ударил ветер. Я жадно глотал воздух, мне казалось, что я несколько минут не дышал.
Борис Ефимович ждал меня.
До катера нас провожал Хлынов.
Капитан отчитывал его:
– Почему же вы не ставили вопрос о Суетине? Вы должны были требовать его удаления с острова.
– Так как же я могу, Борис Ефимович? Маяк - дело особое… от полярной станции - отдельный… Да и я как будто лично заинтересован. Ведь он меня во всех грехах обвиняет… а я вдруг его выселения стану требовать.