Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4
Шрифт:
— Что — похуже?
— Узнаешь! Вот прочтешь эти тетрадки и все узнаешь… Когда-нибудь…
— Жаль, что я маленький! — сказал я. — И что я не был тогда с тобой! Я бы тебе помогал, и у тебя было бы меньше неприятностей…
— Это очень хорошо, что ты маленький! — сказал дядя. — Это прекрасно! В этом преемственность! Преемственность поколений! Ясно?
— Не ясно! — сказал я.
— Преемственность поколений — в этом вечная жизнь! — громко сказал дядя. — Ты— моя смена! Ты понимаешь, что ты — моя смена?
— Понимаю, — сказал я.
— Ведь ты же большевик
— Большевик, — сказал я.
— Вот именно! — крикнул дядя. — И ты продолжишь мое дело! Ради которого я жил и боролся! И ради которого готов умереть!
— Ты никогда не умрешь! — сказал я тихо.
— Может быть! — сказал дядя. — Но я останусь вдали за рекой, а ты пойдешь вперед.
— Где вдали за рекой?
— В прошлом! — сказал дядя. — А теперь пойдем погуляем. Подышим воздухом. — И дядя встал.
Так я ничего и не сказал дяде о своих неприятностях. О Витьке и о дохлой крысе… Да и что было об этом рассказывать! И так все ясно. Главное — быть находчивым и вовремя давать сдачи. А остальное все чепуха!
Валя+Миша=любовь!
На следующий день я понес свои бивни в школу. Я с трудом запихнул их в портфель. Пришлось выкинуть несколько учебников. Но все равно бивни торчали. Целиком они не умещались.
Я не мог не взять их в школу! Не для того, чтобы хвалиться — чего мне хвалиться! — я просто должен был доказать, что дядя не болтун. Что он ничего не выдумывает.
Сейчас я мог это доказать.
Я хотел показать эти бивни всем. Во-первых, Вале. Хотя она могла увидеть их у меня дома. Она иногда приходила ко мне в гости. А Витька не приходил ко мне в гости. Эту Болотную фамилию я бы к себе не пустил. А Витьке их тоже надо было показать. Ему-то особенно. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, всем остальным. Чтобы знали!
У кого есть еще такие бивни, скажите? Ни у кого! Все ребята приносили в школу разные ценности: разные гайки, железки, болтики, спичечные коробки (с жуками и без жуков), фантики, резинки для рогаток, перочинные ножички и так далее. Но это все были ложные ценности по сравнению с моими бивнями. Ложные ценности — это не настоящие ценности, попросту говоря — чепуха. Разве примут в музей какую-нибудь ржавую гайку? Не примут! Гайку только и можно, что забросить на какой-нибудь провод, привязав ее за ниточку. Или сдать ее в металлолом. Больше она ни на что не годится. А мои бивни можно в музей сдать! И за них даже деньги заплатят. Кто знает, какого они века! Сколько они пролежали во льдах! Может быть, тысячи лет! Я уж не знаю, где их дядя достал. Говорит — на Севере, а где на Севере — не говорит. Может быть, мои бивни — огромная историческая ценность! Кто его знает!
Но я их, конечно, не понесу в музей. Пусть уж лежат дома. А то в музее все попадают в обморок, и заплачут, и попросят эти бивни продать. И отказать будет неудобно! А не отказать — жалко! Такая все-таки ценность! Потом-то я их, может быть, и отдам, через несколько лет. Когда я на них насмотрюсь. Спешить с этим не надо. Никогда не надо спешить! В конце концов, я могу завещать эти бивни и после своей смерти. Завещать их музею. Конечно, бесплатно. Тогда пусть себе в музее лежат!
Все это я думал, пока шел в школу. Как только я вошел в класс, я сразу всем показал свои бивни. Вы знаете, какое они произвели впечатление? Потрясающее! Все просто онемели, остолбенели, окаменели, одеревенели и обревнели. И смотрели на мои бивни. Вот было впечатление! Никогда еще в жизни ничем я не производил такого сильного впечатления!
Больше всего поразили мои бивни Витьку. Он смотрел на них во все глаза, даже несколько раз пощупал. А я делал вид, что не замечаю его, хотя сам наблюдал за ним боковым зрением. Витька просто умирал от зависти, я это видел по его глазам. Но он ничего не сказал.
А я сказал! Я сказал, что это мне дядя привез. С Северного полюса. И про музей я тоже сказал, когда меня спросили, что я с ними буду делать. Но тут прозвенел звонок, и все сели за парты. В класс вошла Лидь Петровна.
Я положил бивни в парту, но они торчали даже из парты. Я их все время трогал, потому что они мне мешали, а еще потому, что мне приятно было их трогать. И мой сосед Скобелев тоже их трогал, потому что я ему разрешил. Лидь Петровна заметила, что мы вертимся, и сделала нам замечание. Но я продолжал ерзать на месте, потому что бивни упирались мне прямо в живот. Один раз они меня так защекотали, что я рассмеялся. У меня было прекрасное настроение!
— Какой-то ты сегодня странный! — сказала мне Лидь Петровна. — Что это с тобой?
— Ничего.
После этого я сидел смирно, хотя мне было очень неудобно: я даже дышать не мог — так мне мешали бивни. Но ничего не поделаешь. Так я сидел до конца урока. Я прямо измучился. Я ничего не понимал из того, что говорила Лидь Петровна, потому что все время думал про бивни, и про свой успех, и про Витьку, а урок был как в тумане, в котором торчали огромные бивни. И все вертелось вокруг бивней.
На первой же перемене весть о моих бивнях разнеслась по всей школе. Все приходили на них смотреть. Даже десятиклассники. А я давал всем объяснения. И рассказывал всем о дяде. Когда я на минуту отлучался из класса, объяснения давала Валя, потому что Валя все знала — и про бивни, и про дядю. Когда я выходил, я поручал бивни Вале, чтобы с ними ничего не случилось. Но вообще-то я почти не выходил из класса, потому что все время должен был быть рядом с бивнями. Как какой-нибудь экскурсовод. Но экскурсоводы ходят по музею, а я почти не ходил. Я даже не ходил завтракать.
Тогда я вот что придумал: я вставил бивни в рот и стал ползать по партам — как мамонт! Витьку я этим совсем уничтожил! Вот было смеху! Бивни чуть не разорвали мне рот. Все очень смеялись. И я тоже. И Валя. И Витька тоже захохотал. Он так захохотал, что чуть не упал на пол. Он уж слишком захохотал, меня это даже удивило. И вдруг я заметил, что все смотрят на доску. Я тоже посмотрел на доску. И сразу перестал смеяться.
Большими буквами на доске было написано:
МИША+ВАЛЯ=ЛЮБОВЬ!