Библиотека мировой литературы для детей, том 23
Шрифт:
— Ага, зацепило! — сказал довольный Александр Карлович. — Вот вы возьмите и нагоните их. Только предупреждаю, трудновато вам будет: они у меня за квадратные уравнения взялись.
— Нагоним, — упрямо сказал Лабанда. — Убиться мне на этом месте, если не нагоним!
В тот же день в классе было решено, что «внучки» зазнались, что терпеть это дальше невозможно и что надо нагнать. Девочки обещали не отставать. Мы достали заброшенные учебники, и родители наши были потрясены, увидев нас сидящими над книжками и тетрадями. Отстали мы, как оказалось, весьма изрядно. Пришлось нагонять в школе
Биндюг издевался над нами.
— Тоже свобода, нечего сказать! — говорил он. — Были парни— гвоздь! А теперь зубрилы-мученики. Вы еще отметочки попросите ставить. Тьфу!
Особенно изводил он Степку. Но Степка обращал на это, как он говорил, нуль внимания и фунт презрения и занимался с неутомимым усердием, так как заявил, что революционеры должны и в ученье лезть прямо на баррикады.
За две с половиной недели мы так сильно подогнали по алгебре, что попросили Александра Карловича вызвать кого- нибудь из нас к доске, и он вызвал Лабанду. «Внучки» удивились. Никогда еще класс не замирал в таком волнении. Только мел стучал о доску, выводя жирные белые цифры. Лабанда решал задачу о бассейне с двумя трубами. Все шло благополучно. Через одну трубу вода вливалась, через другую выливалась. Выяснилось, что при их совместном действии бассейн наполнился бы в шесть часов. Но тут вдруг произошла закупорка. Бассейн стал иссякать у всех на глазах. Лабанда оказался на мели. Он кусал ноготь.
— Вы рассуждайте, — сказал Александр Карлович.
— Я рассуждаю, — уныло отвечал Лабанда. — Если из четырех ведер вычесть две трубы…
— Рассуждайте сначала и вслух! — сказал Александр Карлович.
Мы видели ошибку. В самом начале Лабанда поставил в одном вычислении минус вместо плюса. Теперь этот минус всплыл и заткнул трубу. Мы видели ошибку, и нам до смерти хотелось подсказать Лабанде. Но неловко было обнаруживать при «внучках» его бессилие. Но тут мы услышали: кто-то стал все-таки шепотом подсказывать Лабанде. Мы оглянулись и увидели, что подсказывает Костя Руденко-Жук… И тогда класс, прославившийся некогда искусной подсказкой и наглым сдуванием, класс, который величайшим преступлением считал всякий отказ от незаконной подмоги, — этот класс бешено затопал ногами, чтобы заглушить подсказку, и закричал:
— Оставь, Руденко! Не подсказывай! Пусть сам.
Лабанда уверовал в свои силы. Он понатужился немного, поймал ошибку и раскупорил задачу. И чтобы оповестить об этом Покровск, мы подняли на каланче флаг. На флаге было намалевано: «Х=18 ведрам».
Мы радовались недолго.
Через два дня Лабанда влетел в класс и объявил, что в нашем классе «Б», о котором мы было позабыли, так как он помещался теперь в другом доме, — в нашем классе «Б» проходят уже уравнения высших степеней с несколькими неизвестными. Это было невероятно.
— Вранье! — закричал класс.
— На! — сказал Степка и протянул Лабанде согнутый палец. — Разогни и не загибай.
— Убиться мне на этом месте! — сказал Лабанда, крестясь.
Мы были сражены.
Тогда Жук заявил, что сам он уже прошел эти уравнения и готов идти в класс «Б», чтоб решить любую задачу. Но Степка слышать не хотел об этом. Он заявил, что это не фунт изюма, если один только может
Накануне состязаний команда «А» собралась в школе для последней тренировки. Пришел усталый Александр Карлович и больше часа гонял нас по теории. Затем он задал несколько каверзных задач. Мы долго потели над ними, но в конце концов решили и их. Александр Карлович был доволен «с чисто научной точки зрения». Потом он взглянул на часы и схватился за голову: было уже двенадцать часов, по городу, объявленному на военном положении, разрешалось ходить лишь до одиннадцати.
— Ну, товарищи, — сказал Костя Жук, — значит, ночуем в собачьем ящике. Факт!
— Пройдем, — успокаивал Лабанда. — Если остановят, говори, что в аптеку идешь, и все.
Я шел со Степкой. Прожектор поливал тяжелое низкое небо. Где-то пели «Темной ночки да я боюся…». На углу нас остановил патруль.
— Мы в аптеку идем, — сказал Степка, — вот это докторов сын. Пропустите.
— Ну? В аптеку? — обрадовался красноармеец. — Не за касторкой ли?
— Вот именно что за касторкой, — ответил Степка. — Понимаете, такое дело…
— Сейчас тебе пропишут, — сказал красноармеец. — Лапанин! Забери этих и препроводи.
Нас отвели в штаб. Там мы встретили других наших ночных искателей касторки.
Вскоре привели Александра Карловича. Он негодовал со всех точек зрения.
— Александр Карлович! — приветствовал его неунывающий Степка. — Добрый вечер!
— Теперь уже покойной ночи, — сердито сказал учитель. — Спасибо за компанию.
Потом ввели какого-то мрачного мешочника.
— Кто тут последний? — спросил деловито мешочник.
— Я, — сказал Александр Карлович. — А что?
— Я утром за вами буду! Запомните, — строго сказал мешочник, лег на пол и тотчас захрапел.
Качался махорочный дым, изгибаясь под лампочкой. Часовой внимательно разглядывал ранты сапог и легонько тыкал в них прикладом. Полная нелепица, шла бессонная ночь, ночь перед письменной…
Через два часа нас освободил по телефону Чубарьков. Уже в дверях Александр Карлович что-то вспомнил и вернулся.
С огромным трудом он разбудил мешочника.
— Извините, — сказал Александр Карлович, — но я должен уйти… Так что вам уже придется быть за кем-нибудь другим.
На Брешке нам встретился патруль. Он вел в штаб команду класса «Б». Они тоже готовились к письменной.
— Что? — спросил их Степка. — За касторкой ходили?
— Нет, — отвечали те, — за йодом.
— Участники, на место! — говорит торжественно главный судья Форсунов.
Невыспавшиеся алгебраисты рассаживаются за партами. Чтобы союзники не могли помогать друг другу, каждого из нас сажают с противником.