Библиотека современной литературы. Выпуск 5
Шрифт:
Дерево узнаётся по плодам. Терновник не даёт смокв, смоковница не растит кактусов. Неужели хотим кактусов? Больные люди весьма «колючи». Именно народ породил И. В. Сталина, как, впрочем, Н. С. Хрущёва, Л. И. Брежнева и других. Нет смысла пенять на зеркало. Израильский народ хотел такого, каким был Саул. Бог и допустил ему править страной. Лишь спустя время народ оказался готовым к такому, как Давид, – человеку по сердцу Бога. Не горстке людей был нужен И. Сталин, он был нужен всем. В нём был зверь, но и в большинстве народа был тот же зверь, выходящий из бездны. Да, многие не знали – опыта и связанного с ним анализа последствий не было. Всегда однажды
…1924 год. Все устали от зла – разрухи и гражданской войны. Зрел ропот на зачинщиков этого зла. И тогда – возмездие за неудавшуюся попытку выполнить обещанное. Большинство не хотело в прошлое. Хотя и будущее было неясно, но всё же лучше туда, чем в «сейчас» и «вчера». Надежда умирает последней. И такой человек, который знал, что завтра будет лучше, как прийти в это «завтра», нашёлся. Он «обнаружил зло» – носителей зла, врагов народа, на которых повернул гнев народа. «Уничтожить!» – «Тогда прорвемся? Завтра будет лучше?» – «Да, я это знаю». – «Тогда будем убивать врагов! Скорей! Всех! Быстрее придёт “завтра”». – «Выйдем на злодеев всем фронтом, оцепим, окружим, победим! Я знаю, верьте мне, у меня есть программа». Когда никто не знал, ему поверили, хотели верить – устали ждать. Неоткуда ждать помощи сердцам пустым с прожжённой совестью, впустившей зверя в себя.
Одна и та же апробированная много раз идея – «обнаружим зло, устроим охоту на ведьм! Смотрите, они там. Посадим этого, спасём других». «Козлы отпущения – где они?» – «Их уже меньше стало». – «Где взять других?» – «Э-э-э, людей много». Требуются идеологи для изобретения всё новых и новых мишеней. «Скорее, скорее! Готовьте эти мнимые мишени, а то не успеем спрятать истинные!» Террор – универсальный инструмент «решения» любых вопросов, но имеет эффект бумеранга.
Безбожие куёт кумиров, идолов – им поклоняются и рукоплещут, потом свергают и возводят новых. Безбожие порождает анархию, необязательно внешнюю, опаснее – внутренняя. «А я всё равно буду плохой! Кто докажет? Поймали? Исправьте меня – это ваша работа, палачи! От меня самого меня спасите, а я не могу». Цикл повторяется. Урок не завершён, но должен всеми быть изучен. В новый класс, в новый уровень не берут проваливающих экзамены.
Главное – отставить дерево познания добра и зла. Ведь оно постоянно будет поворачиваться к нам то одной, то другой стороной: по мере необходимости будет запускаться то одна, то другая программа: снаружи добрая, но внутри злая. Поманят добром: бесплатный сыр лишь в мышеловке, сыра мало, мышеловки не сообщаются между собой…
Интересная история произошла на одном научном предприятии, где ставили медицинские опыты на мышах. По завершении программы испытуемых мышей должны были уничтожить. Ведь опыты закончатся – зачем кормить нахлебников? Так получилось: мыши чётко знали о плане их последующего уничтожения и поэтому тайно рыли ходы для будущего побега. Когда медучреждение закрылось, пришли уничтожать мышей, но все оставшиеся в живых сбежали на волю по тогда-то и обнаруженному виртуозно сделанному ими многометровому проходу. Удивительным оказалось то, что все мыши участвовали в его строительстве: каждая вносила свою лепту – делала проход из своего пристанища (иногда последнего). Выход на свободу был один, их не было несколько. Ведь мыши ощущали только зло и не надеялись на добро от людей, во власть которых попали.
Дерево познания добра и зла всегда доступно со времён Адама и Евы, но богами
«У войны не детское лицо»
Поезд тронулся, и оба пассажира на нижних полках купейного вагона вгляделись друг в друга. Они в надежде подумали о том, что скорее всего доедут в Киев без соседей, и заметно повеселели от этой мысли. Старик достал пакет с едой и, разложив на столе, налил из термоса в пластмассовую синюю кружку какао. Вежливо предложив соседу угощаться, пожилой мужчина начал не спеша поедать пищу. Мужчина средних лет глядел на ветерана войны, силясь вспомнить, как тот представил себя, когда зашёл.
– Извините, подзабыл имя, уважаемый, – немного робко спросил он.
– Ничего страшного. Зовут меня Иваном Васильевичем. Помните, фильм был? О том, кто профессию менял, – благодушно, с коротким смешком ответил пожилой мужчина. – А вас, вы сказали, Степаном?
– Да-да, – улыбнувшись, радостно согласился сосед по купе. – Так вы не бойтесь: проводники уже не будут проверять нас. Счас билеты глянут, заберут. И до утра не побеспокоят. У меня «беленькая» есть. Угоститесь?
– Нет, сам не пью и другим не советую. Трошки поем, газетку побачу и на боковую – спать.
Иван Васильевич смачно поглощал варёную картошку, заедая бутербродом с сыром и малосольным огурцом.
– Вы ж фронтовик! Вон, медали на вашем кителе. Я хорошо рассмотрел, пока вы не сняли его. Как же в вашем возрасте не пить? Закодировались, что ли?
– Степан, извините, но как-то… не совсем понял. Как ветеран войны связан с алкоголем? Мои фронтовые друзья тоже этим делом не особо интересуются. И как, думаешь, мы бы страну поднимали, если б пьянствовали?
– Мой отец и дед, помню, пили много: и винчика, и самогона. Отца вот недавно схоронил. А дед ещё… двадцать лет назад отправился к предкам.
– Сколько ж было вашему отцу? Наверное, мой ровесник? – удивился Иван Васильевич.
– Было отцу шестьдесят два, – горестно вздохнув, ответил Степан.
– Молодой. Соболезную. Но что поделать? Я на год его постарше… Но я только жить начал… Детей вырастили с женой, на ноги поставили. Ну а теперь самим пожить. Внуков дочь привозит только летом.
– Что же, вообще не пьёте алкоголь? – с печалью в голосе спросил Степан.
– Стопочку по праздникам могу перехилить. Всё зло в стране от неё…
– Вы, извините, в Киеве живёте? – поспешно перебил соседа Степан.
– Нет, в городке, где зашёл в поезд, – прихлёбывая из кружки, ответил пожилой мужчина. – То я еду на важную встречу ветеранов по случаю сороковой годовщины окончания войны.
Вошла полная проводница вагона и, деловито сравнив билеты с паспортами пассажиров, поспешно и неуклюже «вывалилась» в коридор, на ходу закладывая сложенные билеты в особую сумочку. Не успела закрыться дверь купе, словоохотливый Степан продолжил разговор:
– Отцу тоже писали, что наградят этим летом. Но он немного не дожил… А вообще, он на эти награды смотрел как на побрякушки. Многое мне рассказывали отец с дедом… об изнанке войны. Да и мы детьми… «нахлебались послевоенщины»…
– Эка ты загну-у-у-л! – удивился Иван Васильевич. – Чего же вы хлебали-то? Вся тягость горя на моё поколение выпала. И слово-то странное – послевоенщина! Сейчас расцвет в стране… всех прошлых чаяний… наших отцов и дедов. Разве не видите? Как все зажили богато и весело! Из разрухи подняли страну…