Библия Раджниша. Том 3. Книга 1
Шрифт:
Не только эти люди приходили ко мне, но и джайнские монахи и монахини, индусские монахи, буддийские монахи, христианские миссионеры, священники - разного рода люди начали приходить ко мне. И вы не поверите: меня невозможно было увидеть смеющимся, потому что я так много смеялся в душе, что во внешнем проявлении уже не было необходимости. Я рассказывал вам разные шутки, но сам не смеялся, потому что мне приходится играть комедию всю мою жизнь! А что может быть более забавным? И я ухитрился так легко одурачить всех этих священников и великих ученых.
Они начали приходить ко мне и задавать вопросы. Поначалу я должен был с
Я часами просиживал на берегу реки, потому что это было самое красивое место в моей деревне. Утро было прекрасным, вечер был прекрасным; и даже самым знойным летом находились места, где над рекой склонялись раскидистые деревья. Можно было сидеть прямо в воде, окруженным такой прохладой, что можно было забыть, что вокруг жаркое лето.
Я как раз сидел, глядя на утреннее солнце, а рядом рыбак удил рыбу. В Индии рыбаки пользуются наживкой. Повсюду рыбаки насаживают наживку на крючок, но в Индии она не должна быть вегетарианской, потому что те, кто ловит рыбу, не вегетарианцы, и тот, кто собирается ее покупать, не вегетарианец. Поэтому рыбак берет какое-нибудь насекомое, которое любит рыба, режет его на кусочки и насаживает на крючок, который привязан - как вы ее называете? Леска?
– к леске, и рыба должна подплыть и ухватить наживку. А вместе с наживкой и крючок; крючок зацепит рыбу. Рыба приплывет за насекомым, но внутри его спрятан крючок, поэтому, проглотив это насекомое, рыба оказывается пойманной на крючок, и ее можно сразу же вытащить.
Вспоминая этого рыбака, я думал: «Я должен найти какой-нибудь способ, чтобы поймать своих людей. Сейчас они в разных лагерях, все они не со мной». Я был один: никто не был достаточно мужественным даже для того, чтобы общаться со мной или просто пройти рядом, потому что люди могли бы подумать, что он подобен мне, такой же изгой. Я нашел наживку: пользоваться их словами.
Сначала люди были просто шокированы. Те, кто знал меня долгие годы, кто знал, что я всегда был против Бога, были весьма озадачены, действительно озадачены. Один из моих преподавателей, которого я на протяжении всех лет учебы в высшей школе постоянно мучил, был очень религиозным человеком: он молился по утрам и вечерам и всегда носил на лбу символы своей религии... Я непрерывно изводил его вопросами обо всем; он не мог ответить ни на один из них.
Действительно, никто не сможет ответить на вопросы о вымышленном. Если бы эти вопросы относились к реальности, то можно было бы найти какой-нибудь выход и ответить на какой-либо вопрос. Но когда реальность полностью отсутствует, а нечто вымышленное вам недоступно, вы будете бояться даже услышать подобный вопрос, потому что это вселяет сомнение в ваш разум.
Этот учитель жил недалеко от меня, поэтому я обычно изводил его в его же доме, так как в классе он запросто мог сказать: «Выйди вон!» - перед тем, как проверит посещаемость. Я отвечал: «Пожалуйста, сначала отметьте меня; иначе, даже если я буду приходить в школу каждый день, в конце четверти вы скажете, что моя посещаемость неудовлетворительна и я не могу быть допущен к экзаменам. Поэтому, пожалуйста, сначала отметьте меня».
Он сказал: «Я отмечу тебя, — но ты можешь вообще не приходить». Он отметил мне стопроцентную посещаемость,
Я обычно приходил к нему домой и говорил: «Здесь вы должны обращаться со мной, как с богом, потому что в священном писании сказано: Amumxu, дево бхава - «гость подобен Богу». Здесь вы не сможете велеть мне выйти вон; а английский язык в нашей беседе вообще неуместен, потому что я пришел, чтобы поговорить с Вами на религиозные темы».
Он заткнул уши. А его жена спросила: «Почему ты так боишься этого мальчика?»
Он ответил: «Я не хочу слышать того, что он хочет сказать. Я не могу вышвырнуть его из дома, это противоречит... Он прав, он говорит: «Атитхи дево бхава: гость - это Бог, не меньше; обращайся с ним, как с Богом». Но ни одно священное писание не говорит о том, что я не могу заткнуть уши. Я не хочу слышать ни единого его слова, потому что он поселяет во мне сомнение. И единственная цель его прихода - посеять смуту».
Однажды его жена сказала: «Зачем тебе неприятности - он же не слушает тебя?»
Я сказал: «А вы понимаете? Вы думаете, ваш муж религиозный человек?»
Она сказала: «С тех пор, как ты начал приходить к нам, я перестала считать его религиозным человеком. Человек боится даже слушать что-либо, идущее вразрез с тем, во что он верит, - что это за вера?»
Однажды, когда я разговаривал с его женой, он был вынужден убрать пальцы от ушей для того, чтобы послушать, о чем я говорил. И когда он услышал, что его жена говорила, что он более не религиозный человек, - «Возможно, ты и прав: я никогда не думала, что он такой трус», - он вбежал в дом, потому что я был на кухне и разговаривал с его женой.
Он сказал: «Теперь ты сбиваешь с пути истинного мою жену! Тебе недостаточно одного меня? Теперь она говорит, что я не религиозный человек. Ты зародил идею в ее голове; она замучит меня. От тебя я могу отделаться, я могу вышвырнуть тебя из класса, но куда мне девать мою жену?»
Его жена сказала: «Все, что говорит этот мальчик, очень важно. И если ты истинно верующий, ты должен ответить ему».
Я встретился с этим учителем почти двадцать лет спустя, когда я проводил беседу в Бомбее. Я говорил о наиболее популярном индийском священном писании, о Шримад Бхага-вад Гите. Он не поверил: тысячи людей... и я, говорящий о Бхагавад Гите! И не только тысячи слушателей, но также и сотни санньясинов. Он подошел к служебному входу и стал меня ждать.
Он сказал: «Что случилось? Ты переродился!» - и он дотронулся до моих ног.
Я сказал: «Не трогайте. Я вовсе не переродился, я все тот же. К тому же я очень упрямый: я собираюсь оставаться таким же до последнего вздоха. Не трогайте моих ног», - но он уже коснулся их.
Он сказал: «Ты, должно быть, шутишь! Если так много санньясинов...» Вот почему я выбрал оранжевую накидку, -чтобы отмежеваться от самой идеи древних санньяс. Между моими и чужими санньясинами не было никакой принципиальной разницы: было очень трудно понять, кто есть кто. А число моих санньясинов увеличивалось с каждым днем, в любом месте по всей стране. И когда мой учитель сказал, что в зале присутствует много мудрецов, я сказал: «Никто из них не является мудрецом! Откройте глаза и закройте уши. Вы не должны были приходить сюда, вы обыкновенный человек, все это не для вас».