Бигуди для извилин. Возьми от мозга все!

Латыпов Нурали Нурисламович

Эту канонаду слышали Блюхер и Груши. Но выводы сделали разные.

Маршал Груши славился прежде всего дисциплиной. За всю свою военную карьеру он ни разу не оставил боевой приказ неисполненным хотя бы в самой мельчайшей подробности. Наполеон поручал ему труднейшие задания — и был уверен в конечных результатах. За это и поднимал его по служебной лестнице. Высшее воинское звание Груши заслужил честно.

Фельдмаршал Блюхер же не зря слыл старым лисом. Приказы он, конечно, тоже исполнял — но так, что авторы приказов только диву давались. Вот и сейчас он исхитрился ночью оставить перед носом у Груши скромный арьергард — основные же силы увёл на выручку союзнику.

В авангарде Груши быстро почувствовали

неладное. Слишком уж мало следов оставляла армия, за которой они гнались. А главное — слишком долго слышалась пальба у Ватерлоо. Если Веллингтон всё ещё не сломлен — не лучше ли прекратить преследование и помочь главным силам?

В конце концов генералы не выдержали — обратились к маршалу напрямую. Они не только сомневались в успехе своей погони. Они ещё и сознавали: если британцы пересилят, бить пруссаков будет незачем.

Понимал это и Груши. Наполеон имел из кого выбирать, и его маршалы действительно были цветом армии. Но за всю свою карьеру Груши ни разу не ослушался приказа. А тут приказ был прям и недвусмыслен: гнаться за пруссаками, не дать им оправиться и перегруппироваться.

Военный совет, проведенный на марше, не изменил ничего. Армия Груши продолжала погоню за призраком Блюхера. И с каждым шагом удалялась от Ватерлоо. Так что помощи Наполеону не предвиделось.

Правда, в обычных обстоятельствах помощь бы и не потребовалась. Последние французские резервы уже почти прорвали британскую оборону. Наполеон был в двух шагах от победы. И в этот самый момент войска Блюхера вырвались на поле боя — и упали на антинаполеоновскую чашу весов.

Из всех маршалов Наполеон выбрал для погони того, который не мог нарушить приказ ни при каких обстоятельствах. Нерушимая исполнительность и безынициативность Груши оказывалась необходимой десятки раз. Но рано или поздно не могла не обернуться катастрофой. Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Великая империя рухнула, когда главной её опорой оказался человек без собственных решений, принимающий их по инерции, по давно известному и вроде бы апробированному образцу.

В этой ситуации сыграла роковую роль не только невозможность для маршала — как для человека военного — на свой страх и риск нарушить данный ему приказ. Конечно, с точки зрения военного и это в самом деле безумная идея. И, увы, она была достаточно безумна, чтобы оказаться верной.

Да, следовать букве инструкции, не вдумываясь в её дух, иногда очень соблазнительно. В самом деле, особых духовных усилий для этого не требуется. А если случится что-нибудь непредвиденное (а тем более нежелательное), всегда можно свалить вину на тех, кто не предусмотрел соответствующий случай в инструкции. Хотя заранее ясно, что никакая инструкция не может предусмотреть всего. Да и то, что в неё включено, ещё надо уметь искать.

Вот ещё пример, который приводит уже упомянутый выше выдающийся физиолог, первооткрыватель стрессовой реакции организма, лауреат Нобелевской премии Ганс Селье. При изучении одной болезни (столь редкой, что во всей его родной Канаде в тот момент никто ею не болел — пациенты нашлись только в США) ему понадобилось исследовать образцы мочи. Чтобы она осталась достаточно свежей для исследования, её везли самолётом (в запечатанных контейнерах). Но в аэропорту работники Королевской таможни не пропустили контейнеры, поскольку данный предмет не упомянут в Королевской таможенной книге ни в рубрике «Предметы, освобождаемые от пошлины», ни в рубрике «Предметы, облагаемые пошлиной», а следовательно, пропущен быть не может.

Селье пишет: «Раздражённый этим глупейшим препятствием, я попросил нашего декана написать официальное письмо самому высокому таможенному начальству и объяснить, что для фундаментальных исследований иногда бывают необходимы предметы,

способные производить на людей непосвящённых несколько странное впечатление, но без которых всё-таки не обойтись. Письмо было написано в достаточно сильных выражениях и возымело действие. Всего несколько дней спустя мы получили ответ, из которого явствовало, что, конечно же, федеральные власти предусмотрели такие случаи, просто неопытный таможенник не смог найти в книге соответствующее место. Между тем объект пересылки вполне чётко упомянут среди «освобождаемых от пошлины предметов», ибо он со всей очевидностью подпадает под категорию «бывшие в употреблении личные принадлежности». Теперь всё было в порядке, но, поскольку я знал, что к этому времени содержимое посылки всё равно испортилось, я не стал её забирать. В последующие дни нас одолевали настойчивые телефонные звонки из аэропорта, умоляющие избавить их от «товара», который, по-видимому, стал вести себя угрожающим образом. Я же и пальцем не пошевелил, утратив ко всему происходящему какой бы то ни было интерес».

Далее Селье с юмором заканчивает эту историю: «Наконец почтальон принёс напечатанное типографским способом извещение — очевидно, и подобные случаи оказались предусмотренными, иначе не нашлось бы подходящего бланка. От руки был вписан только номер посылки, печатный же текст гласил: «Если в течение пяти (5) дней с момента получения настоящего извещения Вы не востребуете вышеупомянутый товар, то посылка будет вскрыта и её содержимое распродано с аукциона». Признаюсь, я не проследил за дальнейшими событиями и по сей день не знаю, кто оказался счастливым обладателем «вышеупомянутого товара».

Двигаться в сторону от всех

Помните старый анекдот о двух обезьянах, для испытания интеллекта которых высоко-высоко подвесили связку бананов?

Одна обезьяна немедленно принялась прыгать. Сначала с места. Потом с разбега. Известно ведь: чтобы съесть — надо достать, чтобы достать — надо дотянуться, то есть допрыгнуть. Так что дело лишь в том, чтобы хорошенько разбежаться, сильно оттолкнуться, и…

Правда, другая обезьяна почему-то прыгать не стала. Как-то ей лениво, что ли, было. Нашла какие-то палки, верёвки, и стала мастерить длинный шест. Ну, тут конечно, первая обезьяна ей всё и высказала: «Ты что, парень? Отлыниваешь?». А вторая в ответ: «Да вот сейчас подумаю, как бы сделать палку подлинее — и всё, сразу банан достанем».

Такой ответ кого хочешь разозлит! Так что первая ей по-доброму объяснила: «Ты тут не умничай. Чего тут думать — прыгать надо!»

Разве не так происходит часто и с нами, когда нам встречается незнакомая ранее задача? Ведь и правда, сразу же хочется «прыгать» — это знакомое дело, это мы умеем, чего тут думать — «прыгать надо»! Так мы ограничиваем своё мышление, прерываем поиск нового решения.

Кстати, такая функциональная ограниченность категорически противопоказано изобретателям. Ведь в этом деле важнейшее качество — увидеть новое, необычное применение известного объекта, предмета, процесса. Но это и не удастся сделать, если упрямо признавать за каждым предметом только одну функцию.

Знаете задачку: как измерить высоту здания, если у Вас в руках только часы-будильник и термометр? Если Ваш интеллект ещё не свободен от функциональной слепоты, то проще вообще отказаться от поиска решения.

А ведь имеется даже не один вариант решения! Скажем, можно с крыши бросить термометр, засекая на часах начало падения и момент удара о землю. Зная время падения и ускорение свободного падения, легко вычислить высоту здания. Можно, кстати, обойтись и одними часами — засеките определённый момент времени и бросайте часы вниз. Потом спуститесь и посмотрите на остановившиеся в момент удара о землю часы. Так определится время падения.