Бикфордов мир
Шрифт:
Время для Кортецкого и Андрея шло медленно. Иногда, во время коротких передышек, оно останавливалось вместе с ними и снова продолжало движение, когда Андрей, тяжело вздохнув, брался за тачку.
Уже давно они не ощущали жажды и даже не наполняли фляги. Ведь шли они по берегу реки и могли в любой момент остановиться и выпить чистой холодной воды.
Пока они шли, река стала шире и противоположный берег теперь невозможно было рассмотреть в утренней дымке, но места оставались безлюдными и после той избушки следов присутствия человека они не встречали.
Ладони
Кортецкий заметно нервничал, боясь, что если и дальше не будет людей, то они и до зимы не повесят оставшиеся две «сковородки».
А время уже двигалось к холодам, и солнцу с каждым днем требовалось все больше силы, чтобы разогнать утреннюю дымку и хоть кое-как прогреть воздух. От натуги оно краснело, но чем краснее становилось, тем меньше тепла доставалось земле.
Тайга по обе стороны от реки редела, а дальше, там, куда стремилось течение реки, виднелись поднимавшиеся к небу сопки. Когда воздух был прозрачен, Андрей, толкая тачку, не смотрел под ноги, не будучи в состоянии оторвать взгляд от этих невиданных высоких холмов, тупыми конусами таранивших низкое небо.
– Скоро устье! – говорил, глядя на сопки, инвалид. – Вон там, за этими холмами, плещется море и наверняка живут люди. Они, может быть, и на сопках живут.
Остановившись на очередную ночевку, они развели костер недалеко от воды. Земля постепенно охлаждалась и поэтому устроились они почти у самого пламени, которое чуть-чуть не дотягивалось до их рук и ног. Искры трещавшего костра стремились в низкое небо и перед тем, как потухнуть и раствориться в темноте, успевали, на мгновение замерев, стать в один ряд со звездами. Звезды тоже гасли, как искры, или иногда вдруг срывались с места и начинали падать на землю, но до нее не долетали, погаснув в пути. И от этого мельтешащего движения искр и звезд небо казалось совсем близким – протяни руку и пощупаешь его глубокую синеву, и останется на ладони ожог от случайно задетой звезды.
– Непорядок… – бурчал себе под нос инвалид, глядя на пламя. – Куда же они все подевались?! Надо было до войны равномерно население расселить, раз страна такая огромная. Скажем, двести человек на квадратный километр. Вот тогда куда ни пойдешь, а выйдешь к жилью…
– Если бы еще одно зимовье найти, – продолжал бормотать инвалид, – пусть даже без людей, осталась бы тогда всего одна «сковородка». А с одной возвратиться – не великий грех…
Однажды утром они нашли на берегу полузатопленную дырявую лодку.
Кортецкий обрадовался, но когда вытащили ее на берег, она попросту развалилась – доски были гнилыми.
– Чего ж мы раньше не додумались? – вопрошал Кортецкий. – Зачем идти вдоль реки, коли можно плыть?
Андрей удивился – как, действительно, эта мысль не пришла к ним раньше? Но вот только на чем плыть?
– Может, плот сделать? – спросил парень.
– Молодец! – одобрил мысль инвалид. – Гвозди и молоток ведь есть!
Плот построили
Работая, Андрей время от времени оглядывался на растущий недалеко от берега кедр.
– И чего ты туда косишься? – спросил Кортецкий, тоже бросив взгляд на гордое высокое дерево.
– На такой же кедр мы гудоколокол вешали, – Андрей склонил голову набок, глядя на верхушку дерева.
– Это тот, что гудел?!
– Да, – кивнул парень. – Я тогда два раза на кедр забирался, на самую крону.
– Ишь ты… Ну да тебе легче, у тебя-то две ноги.
Андрей задумчиво смотрел на плот, сбитый из стволов молодых сосен.
– Ну че, будем грузиться и отчаливать? – с выражением торжественной радости спросил Кортецкий.
– А может… – проговорил и снова замолк, задумавшись, парень.
– Что – может? – спросил инвалид. – Давай выкладывай, не темни!
– Может, давайте я «сковородку» там наверху закреплю, как колокол. Колокол-то по всей округе слышно было.
Инвалид еще раз задрал голову и посмотрел на кедр. Дерево ему нравилось – своей самостоятельностью, что ли. Стояло оно между рекой и другими деревьями, росшими скопом, и было выше и крепче остальных.
– А что, может, и дело! Какой рыбак проплывать по реке будет и обязательно услышит. Ну давай, с Богом!
Андрей взял молоток, запнул его себе за пояс, прихватил гвоздь и «сковородку», которую долго вертел в руках, не зная, как бы ее приспособить, чтобы руки были свободными.
Наконец, когда инвалид дал ему свой ремень, парень затянул его и, зажав «сковородку» между пряжкой ремня и животом, покарабкался вверх. Достигнув кроны, остановился, посмотрел вниз и почувствовал себя птицей, увидев ручей вместо реки, крошечного инвалида и игрушечную тачку.
Забил гвоздь в самую толстую ветку, нацепил «сковородку» и полез вниз.
– Ну?! – спросил Кортецкий. – Порядок?
Андрей кивнул.
– Тогда давай еще разломаем тачку, досками плот укрепим, а там и отчаливать можно! – обрадованно произнес инвалид. – Ты вот не поверишь, а я с детства моряком хотел стать. И надо же – действительно поплывем! Теперь я – капитан, а ты мой матрос. Понятно?
– Так точно, – бодро ответил парень и подумал, что давно уже они не разговаривали по-военному.
«Сковородки» слышно не было.
– Ничего, – сам себя успокоил Кортецкий, – заговорит, еще как заговорит.
Они подтащили плот к воде и спихнули его с берега. Плот был довольно большой, метра два в длину и в ширину. Два слоя сосновых стволов были соединены друг с другом поперечинами.
Андрей перенес все содержимое разломанной тачки на плот и сам ступил на его зыбкую поверхность. «Капитан» тоже зашел на плот, неуверенно ступая своей деревянной ногой. Андрей подождал, пока Кортецкий усядется, устроится поудобнее. Потом, упершись ногой в берег, оттолкнулся, и поплыл их плот вниз по течению.