Билет на ладью Харона
Шрифт:
А Майя продолжала:
– Знаете, я думала, такая прогулка будет интересной, а она – невыносимо скучная. Давайте объединимся. Сдвинем столики, будем разговаривать, танцевать, песни попеть можно. Под гитару. На пароходе наверняка найдется. Шампанским я угощаю. Или коньяком. Вадим заказал изумительный коньяк. Познакомьте меня с вашими спутницами. Меня зовут Майя, – сообщила она девушкам, не дожидаясь представления и излучая предельное дружелюбие.
Тем волей-неволей тоже пришлось назваться. Та, что посимпатичнее, – Галина, ей подошла бы роль продавщицы дорогого магазина дамской конфекции. Вторая,
– Саша, – сказала она, и прозвучало это почти как шипение кобры. У Майи по спине пробежали мурашки.
Господи, во что она влезла?!
И впервые не на словах, а от души признала правоту Вадима.
– А ваш спутник, он кто? – осторожно спросил Герасимов.
Майя пренебрежительно махнула рукой.
– Бывший одноклассник. Военным врачом служит. Приехал для соискания ученой степени.
Понизила голос до театрального шепота.
– Случайно встретились, решили вспомнить детство. А вышло скучно…
И степень ее опьянения, и мимика, и поведение отнюдь не позволяли усомниться в предельной искренности. Тем более что Герасимов наверняка был наслышан о взбалмошности Майи Васильевны.
И все же какие-то сомнения он испытывал, это чувствовалось. Если он честный человек, то ему просто не хочется нарушать атмосферу собственной компании ради сошедшей с нарезки прокурорской дочки. Да и возможных последствий опасается. По принципу – минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.
Если же он действительно лелеет тайные замыслы, знает, кто такой Ляхов на самом деле, и задание имеет в отношении именно его, то явная ложь Майи непременно должна Герасимова насторожить. Впрочем, «полковник Половцев» совсем не обязан был раскрывать случайно встреченной знакомой свое истинное лицо.
В любом случае демарш девушки выбивает неприятеля из колеи, путает заранее согласованные сценарии, явно их нарушает. И, самое главное, дает Ляхову желанную фору.
После некоторых колебаний Герасимов сделал выбор:
– Что ж, будем рады. Только столики здесь сдвигать, по-моему, не принято. Позовите своего друга…
– Вадим, иди сюда! – тут же возопила Майя. – Это мои знакомые, приглашают.
Ляхов досадливо дернул плечом:
– Оставь людей в покое, Майя. Лучше сама вернись…
Должны были поверить внезапные знакомые, что он сейчас явно испытывает и неловкость, и более сильные чувства, кажется. Нет, ну, конечно, провинциал, вздумавший на свои солдатские деньги разок красиво кутнуть в Москве с одноклассницей, а сейчас увидевший, что начинается что-то не то.
– Да что ты, нас же приглашают, нам будут рады…
Вадим повторил свой жест, отвернулся к темной реке, где за грядой леса слабо светились огни какой-то деревни.
– Ну и как хочешь! А я тут посижу…
По-прежнему молча Ляхов налил себе половину фужера «коньяку» и залпом выпил.
Если все происходящее – плод его воображения, ничего страшного. Ну, расскажет чиновничек приятелям, как общался с наклюкавшейся Бельской-младшей, всех и делов. Глядишь, повысит свой статус.
Если нет – противник дезориентирован и какое-то время выиграно. Добраться бы до пристани…
А сейчас, пока Майя грузит внезапных знакомых своей агрессивной непосредственностью, есть некоторое
Ну, предположим, этот Герасимов и его бабенки – на самом деле враги, агенты «черного интернационала». Что тогда?
Они убедились, что расшифрованы, не в том смысле, что «объекты» догадались об их роли и задаче, а просто опознаны. Следовательно – или отказ от акции, или перевод ее в форсированную фазу. Убийство, похищение – неважно. Важно, что в ближайший час, даже раньше – непременно произойдет нечто.
И все равно Вадиму трудно было представить, что вот сейчас, на палубе мирного ресторана для небедных людей, начнется похожее на то, что случилось с Тархановым в Нью-Йорке или с ними двоими – на лесной подмосковной дороге, при встрече с лжеполицейскими. Стрельба, крики, кровь, трупы.
Зато он сейчас чувствовал себя спокойно. Нет, пожалуй, не спокойно, а уверенно. В очередной раз убедившись, что в хорошей армии ничего зря не делается.
В начале второй недели лагерных сборов один весьма много понимавший о себе слушатель спросил, воспользовавшись неформальной обстановкой, у курсового офицера, тоже принадлежавшего к высшему свету:
– Граф, но это же бессмысленно. Если уж мы с вами дослужились до нынешних чинов и положения, зачем нам это опять? Я тоже учился в Николаевском кавалерийском, и муштровали нас по полной программе. А теперь я, капитан, снова должен ползать под горящей проволокой и вспоминать приемы фехтования саперной лопаткой. К чему?
На что граф Вадбольский, светский тонняга [12] , голубоглазый блондин с лицом театрального первого любовника, ответил весьма разумно:
– В вашем будущем арбатском кабинете это может и не понадобиться. Но вдруг мне, из соседнего кабинета, потребуется послать вас в войска с легендой командира роты стратегической разведки? Боюсь, как бы не пришлось после этого в салоне нашей общей знакомой Людмилы Леонидовны мне пить шампанское без вас.
12
Тонняга – гвардеец, законодатель мод и стиля поведения в своем кругу. Кстати, именно упомянутым графом была возрождена манера являться на балы непременно в лаковых сапогах с серебряными шпорами (гвард. жаргон).
Под дружный смех офицеров, кое-что в подобных делах понимающих, еретик признал свою неправоту.
Для Ляхова тот разговор приобрел именно сейчас особую актуальность. И он чувствовал, что год соответствующих тренировок не прошел даром.
И очень скоро полученные навыки могут пригодиться, поскольку он не только вслушивался в разговор за соседним столиком, но и смотрел глазами, как говорил его ординарец и водитель ефрейтор Старовойтов.
Кроме лиц, у подружек Герасимова имелись еще и фигуры. Оч-чень тренированные. Что руки, что бедра, что спины свидетельствовали – эти барышни, пусть не в гвардейских казармах, свой курс подготовки тоже прошли. И не в длинные платья с кружевами и воланами они на эту прогулку приоделись, а в не стесняющие движений льняные костюмы, вроде и модные, но с такими разрезами на юбках, что делай ногами что хочешь. Вернее – что потребуется.