Билет на Лысую гору
Шрифт:
«Ну что тут скажешь… Оживленец!» – подумала она удрученно.
Вокруг Гарпия Здуфса, наушничая, уже вертелось с десяток комиссионеров, и это при том, что день был неприемный. Среди них мелькала и подобострастная, гнущаяся во все стороны мордочка Тухломона. Если приглядеться, можно было обнаружить на ней хорошо затаенное ехидство по отношению к другим комиссионерам. Скорее всего умный Тухломон уже подстраховался и застолбил себе положение заранее.
Кроме того, в углу хилыми рыболовными поплавочками маячила и парочка суккубов, но эти были невеселы,
– Явились? – с хмурым видом приветствовал Гарпий Здуфс учеников.
Он сердито огляделся и щелкнул пальцами. Предусмотрительные комиссионеры мигом сгинули. Суккубы задержались было, как всегда подогреваемые смутными надеждами, но сгинули тоже.
– Поплакались вчера друг другу в жилетки? И что, легче стало? – продолжал Гарпий.
Мефодий с тревогой покосился на Дафну. Неужели Здуфс знает, о чем они говорили? Хотя нет – подслушать он не мог из-за руны. Скорее просто догадывается, что не мог вызвать вчера глубокой любви.
Тонкие потрескавшиеся губы оживленца скривила усмешка.
– Дружба между учениками мрака – явление предосудительное. Отныне вы будете делиться секретами только со мной! Причем не своими секретами, а чужими. Ваши же секреты, не сомневаюсь, сообщат мне ваши друзья! Так будет гораздо интереснее.
– А больше вам ничего не надо? – спросила Даф.
Здуфс одобрительно посмотрел на нее. У оживленцев хотя и прекрасный слух, однако иронию они понимают плоховато.
– Конечно, надо! Мы назначим шпионящие пары! Время от времени они будут меняться, но пока так: Даф станет наблюдать за Чимодановым. Чимоданов – за Даф. Мошкин с Мефодием – друг за другом. Ната и Улита – тоже друг за другом. (Вы ведь обе не слишком ладите, не правда ли?) Отныне каждый вечер вы будете являться ко мне с докладом. По десять минут на каждого. Я жду от вас отчет.
– Отчет?
– Именно. Самый подробный. Меня интересует все. Кто, что, куда, что сделал, чего не сделал для мрака. Кого любит, кого ненавидит. Как относится ко мне, к Лигулу, к Арею… Малейшие, самые незначительные нюансы. ПОВТОРЯЮ: ВСЕ! – хладнокровно заявил Здуфс.
У Мефодия мелькнула мысль, что все это полный бред и никто ничего не будет рассказывать отвратительному Здуфсу или станет врать, но тотчас понял, что не все так просто. Беседы Здуфса с каждым будут происходить один на один. Поначалу искренности, конечно, не будет, так как все прекрасно понимают, что Здуфс им враг. Однако слушающий внимательно Гарпий будет задавать наводящие вопросы, вцепляться в мельчайшую, случайно сорвавшуюся с языка подробность. Затем он передаст ее другому, необходимым образом приукрасив. Оскорбленный ученик, подозревая, что товарищ его выдал, задетый за живое, станет отвечать ударом на удар, чужим секретом на свой секрет, и вновь Здуфс, как заботливая пчелка, донесет яд до адресата.
С каждым разом язва взаимного недоверия будет все глубже. Через непродолжительное время – а ведь шпионящие пары станут
– Кажется, кто-то хочет возразить? Ну-с! Я открыт для дискуссии! – поощрил Гарпий Здуфс, покачивая в воздухе острым блестящим ногтем.
Все молчали. Здуфс ухмыльнулся.
– Кстати, про вашего любимого Арея… Не хотите послушать подробности? – продолжал он с наслаждением садиста. – Нижний Тартар пренеприятное место. Днем там жарко, как на солнце, ночью – холод, от которого у любого лопухоида, окажись он там, глаза покрылись бы льдом. Рядом с тюрьмой течет река лавы, довольно живописная, но, боюсь, Арей не сможет наслаждаться ее видом. В его камере нет окон, да и сама камера всего три шага в ширину и четыре в длину… Он сидит там в тесноте. Стены так толсты, что снаружи не доносится ни единого звука. Никаких контактов, даже со стражей. Ни клочка бумаги, ни ручки, ни книги! Полное сосущее одиночество!
– Мерзость какая… – пробормотал Мефодий.
– Не мерзость, а неотвратимость правосудия-с! Мы предусмотрели все, чтобы он не отвлекался от раскаянья. Интересно, как он сумеет упражняться с мечом, учитывая, что у него нет даже палки? Хи-хи! Правда, он умудрился достать краски, кисть и вздумал было рисовать на стенах! Лица, лица, лица… Жена, дочь, Улита и множество других, незнакомых. Все они возникли буквально за одну ночь, а утром он уже говорил с ними, как с живыми. Кто бы мог ожидать, что наш друг окажется таким сентиментальным? Стража, разумеется, немедленно доложила обо всем Лигулу. Тот распорядился отнять у Арея кисть и краски, стереть все и впредь запретить ему рисовать.
– И Арей отдал кисть? – спросил Мефодий, ощущая, как в нем закипает ярость.
– Как миленький, – небрежно заверил его Гарпий Здуфс.
– Что-то с трудом в это верится.
– Да уж поверь! Кисти и краски у него отняли. Были приняты меры, чтобы впредь ничего подобного у Арея оказаться не могло. Лигул умеет лишать своих врагов малейших удовольствий, – сказал Гарпий.
– А потери среди стражников?
– На эту графу отчета я не смотрел, – с увертливостью дипломата ответил опекун.
– И правильно сделал, что не смотрел! Ведь кисть в его руках опаснее, чем твои поганые когти! – вдруг сипло вполголоса сказала Улита.
Она давно уже, бледнея, слушала, как Гарпий Здуфс издевается над Ареем, и только ноздри ее расширялись.
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, ВЕДЬМА? – переспросил Здуфс, медленно, но необратимо накаляясь. Химическая реакция гнева была запущена в этом несвежем организме.
– Что слышали! Я сказала, что одной кистью Арей сделает больше, чем страж-оживленец своими грибковыми ногтями! – выпалила Улита.