Билет в забвение
Шрифт:
«А как же сэр Маркус?» — поинтересовался Колбек. «Он отмахнулся от них?»
«Он был занят где-то в доме».
«Это было типично для него? Сэр Маркус всегда проявляет так мало интереса к передвижениям своей дочери?»
«Он очень важный человек, инспектор».
«Это заняло бы всего несколько минут», — заметил Лиминг.
«Это был первый раз, когда его дочь поехала
«Так и было, инспектор», — согласился Толли. «Было необычно, что леди Бернхоуп не разглагольствовала в вагоне. Я видел, что Рода — то есть мисс Уиллс — была очень довольна, что они остались одни.»
«Что еще было необычного, мистер Толли?»
Кучер покачал головой. «Ничего, «сказал он.
— Должно же быть что-то, — настаивал Колбек. «Подумай хорошенько.
«Нас могут заинтересовать мельчайшие детали», — сказал Лиминг.
«Расскажите нам о любых отклонениях от нормы».
Толли нахмурился. «Ну, там были деньги», — вспоминал он. «Когда сэр Маркус и леди Бернхоуп путешествуют поездом, они никогда не дают денег мне или носильщику, который заносит их багаж на борт. Их дочь была другой. Мы оба получили по соверену за наши старания. Представь себе — по целому соверену за штуку. — Его лицо омрачилось. «Я бы предпочел потерять деньги и вернуть их обоих сюда в целости и сохранности.
«Я уверен, что вы бы так и сделали», — сказал Колбек, тронутый его горем. «Вы можете рассказать нам что-нибудь еще, мистер Толли? Что сделало это путешествие немного необычным?»
Толли снял шляпу, чтобы почесать затылок. Он прокручивал в голове события утра бесчисленное количество раз и думал, что у него сложилась полная картина произошедшего. Прошло много времени, прежде чем всплыла еще одна деталь.
«Там был чемодан», — вспомнил он.
«А что на счет этого?» — спросил Колбек.
«Ну, он довольно большой и тяжелый. Когда они путешествовали с ним раньше, его всегда загружали на крышу вагона вместе с другим багажом. По какой-то причине на этот раз он путешествовал с ними внутри». Его глаза с надеждой расширились. «Вы это имеете в виду, инспектор?
Колбек ухмылялся. «Действительно, «сказал он.
«Поможет ли тебе это найти их?»
«Позвольте мне сказать это так, мистер Толли. Вы можете ободриться. У меня странное чувство, что ваша работа, в конце концов, будет в безопасности».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Стремясь сделать свою политическую карьеру, сэр Маркус Бернхоуп почти полностью возложил воспитание их дочери на свою жену. Он символически появлялся в решающие моменты юной жизни Имоджин, но в остальном виделся с ней очень редко. Чтобы искупить свои частые
«Как вы ее нашли?» — спросил он доктора.
«Леди Бернхоуп все еще очень взволнована», — ответил другой.
«Я пытался скрыть от нее эту новость, но она настояла на том, чтобы услышать ее».
«Она больше ни о чем не говорила».
«Есть ли какой-нибудь способ ее успокоить?»
— Я дал ей успокоительное, сэр Маркус. Скоро она уснет.
«Спасибо. Позвони снова завтра. Ты вполне можешь понадобиться».
Они встретились на лестничной площадке. Доктор Феррис был седовласым стариком с острыми инстинктами, приобретенными за долгие годы сидения у постели больных и умирающих. Хотя говорил он мягко и почтительно, он ясно дал понять, что его пациенту следует дать предписанное лекарство.
«Я оставил свои инструкции на прикроватном столике», — сказал он.
«Им будут повиноваться в точности».
— В таком случае, сэр Маркус, я удаляюсь. Доктор оглянулся через плечо. «Если вы хотите поговорить с леди Бернхоуп, советую вам сделать это как можно скорее. Ее уже клонит в сон.»
Пока доктор спускался по лестнице, сэр Маркус осторожно постучал в дверь спальни своей жены, а затем вошел сам. Паулина лежала, опираясь на подушки, в смятении. Увидев входящего мужа, она в отчаянии протянула руку. Он подошел и взял ее обеими ладонями.
«Как ты себя чувствуешь, моя дорогая?» — спросил он с неловкой нежностью.
«Есть какие-нибудь новости? «выдохнула она.
«Боюсь, пока нет.
«Прошло много часов. Неужели наши мучения никогда не кончатся?»
«Беспокойство по этому поводу не поможет, Паулина».
«Но я не могу не волноваться. Любая мать поступила бы так в данных обстоятельствах — и любой отец тоже. Ты не волнуешься, Маркус?»
«Я, естественно, встревожен, — сказал он ей, — но я приучаю себя сохранять спокойствие и позволять себе толику оптимизма».
«Оптимизм? «удивленно переспросила она. «Не вижу для этого причин.
«Надежда — лучшее лекарство, чем уныние».