Биография отца Бешеного
Шрифт:
Эта история относилась к самому тяжелому периоду похождений его отряда. Пробыв несколько недель в лесах Сибири, назойливо «покусывая» части Колчака, дед Антон в сопровождении трех партизан-земляков приехал в деревню к своей жене, а моей бабушке, Ольге, чтобы наконец-то спокойно помыться и пару часиков отдохнуть и повидать своих детей. За километр от деревни в дозоре оставили мальчика, который должен был оповестить, если вдруг заметит белых. Но маленький дозорный не выдержал долгого напряжения — заснул и прозевал отряд белогвардейцев.
Дед Антон, к счастью, обладал каким-то дьявольским,
— Ты зачем пришла? Из-за тебя и нас белые расстреляют: у тебя же на лбу написано, что ты партизанская командирша.
— Зачем ты так, подруга? — с горечью сказала Ольга и уже повернулась, чтобы уйти, но тут заговорил хозяин дома:
— Цыц, баба, раскудахталась, курица! — прикрикнул он. — Ты, Ольга, не обращай внимания, а берись-ка лучше за хлеб: вытаскивай из печи! Да побыстрей скидывай одежу-то!
Не успела Ольга взяться за ухват, как в дом ввалились несколько белогвардейцев. Они внимательно осмотрели дом, потом и говорят Ольге:
— Знатный запах от твоего хлеба, хозяюшка!
Ольга виновато улыбнулась и взглянула на хозяина дома.
— Да, она у нас на все руки мастерица, — поддержал тот и предложил: — Угощайтесь, солдаты, прошу!
— С удовольствием отведаем! — Один из них, хорунжий, видно старший по званию, нахально взял каравай, разрезал его тесаком, а у каравая немного отстала корочка. Он ущипнул стоящую рядом Ольгу за ляжку и хитро прищурился:
— Что, под корку партизан прячете?
Ольга чуть побледнела, но тот не заметил ее волнения и неожиданно громко на всю хату самодовольно заржал…
Когда белые уехали, Ольга вернулась домой и с ужасом обнаружила, что подпол открыт. Она едва не рухнула как подкошенная, успев истерично выкрикнуть:
— Дети!
Упасть она не успела — снизу донеслось:
— Мамочка, мы здесь!
Все дети оказались целыми и невредимыми, несмотря на то, что белые, обнаружив подпол, открыли крышку и довольно долго стреляли туда. Детей спасло то, что они забились в самый угол, а может быть, и икона Матери-Богородицы. Кто знает?
Когда Ольга вытащила их по одному из подпола, дети долго не могли очухаться после испытанного ими ужаса. Любопытная деталь: чтобы самая маленькая не заплакала, старшая догадалась сунуть ей в рот свой язык, и та спокойно сосала его до тех пор, пока не миновала опасность и не пришла мать.
Мама рассказывала, как дед Антон возил ее в те места, где воевал его отряд, и там они встретили мужика из его отряда, которого белые схватили, когда тот навещал своих детей. Всю семью его расстреляли, а самого забрали с собой, чтобы выведать сведения о партизанах. В плену над ним жестоко издевались: из кожи на спине резали ремни. Чудом ему удалось бежать. В то время, когда они с дедом Антоном этого человека встретили, по постановлению поселкового
Где-то в начале восьмидесятых годов, когда еще была жива мамина сестра Евдокия, к ней приходил какой-то журналист: он собирал материал о партизанском командире, прозванном белыми Порох-Антон. Этот журналист хотел написать о нем книгу. Написал он эту книгу или нет, к моему огорчению, неизвестно…
Однако продолжим рассказ о деде Антоне.
Он был женат трижды и первых двух жен пережил: моя бабушка Ольга умерла через два месяца после победы над фашистской Германией, вторая, тетя Нюра, умерла от рака желудка.
На третьей женился в семьдесят три года, и хотя она была моложе его на сорок шесть лет, родила ему двух сыновей.
От второй жены тоже было двое сыновей, а от первой, моей бабушки Ольги, дед Антон — так звали его даже собственные дети — имел двух сыновей: старшего звали Иваном, второго сына — Михаилом, и пятерых дочерей, старшая — Евдокия, потом Мария, после нее, в золотой серединке, моя мама — Татьяна, за ней пришла очередь красавицы Валентины, а потом родилась Любочка.
Для абсолютной точности следует сказать, что на самом деле у деда Антона народилось шестнадцать детей, но пятеро умерли в раннем возрасте, а потому ничего существенного сообщить о них невозможно.
Судьба оставшихся в живых сложилась по-разному: младший сын, Михаил, в четырнадцать лет залез в колхозный сад за яблоками, был схвачен и осужден на четыре года. Нахватавшись в лагере воровской романтики, он незадолго до освобождения, отстаивая свою воровскую честь, убил своего обидчика, и ему добавили пятнадцать лет, потом еще пять. На свободу он вышел почти в сорок лет, заработав при этом чахотку и покрыв наколками все тело.
Не понимая обычной жизни и не принимая ее, он пробыл на свободе всего около двух месяцев, после чего в драке сильно порезал собутыльника, который, по его мнению, «должен был держать язык в жопе, а не шлепать им направо налево». На этот раз Михаил был признан рецидивистом и осужден на восемь лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. Не успел он отсидеть и полутора лет, как дед Антон получил извещение о том, что его сын Михаил был убит при попытке сбежать из колонии.
Со старшим сыном — Иваном — приключилась непонятная и трагическая история. Он рос вполне самостоятельным и умным парнем. Был балагуром, любимцем компаний, нравился слабому полу, слыл общественным лидером, вожаком в лучшем смысле этого слова. Все пророчили ему большое будущее, связанное с партией. Но в тридцать шестом году его по чьему-то злобному доносу арестовали, и с тех пор многолетние попытки деда Антона отыскать его следы ни к чему не привели. Иван словно в воду канул. И только много лет спустя, где-то в 60-е годы, все-таки удалось выяснить, что власти, продержав Ивана в тюрьме около пяти лет, но так и не найдя в чем его обвинить, не знали, что с ним делать. Когда началась Великая Отечественная война, Иван написал заявление с просьбой отправить его на фронт защищать Родину. Власти удовлетворили его пожелание, и он геройски погиб в самом начале войны.