Биография smerti
Шрифт:
Явно не врет. Да и смысла врать ему нет. И Таня, уже совсем без прежнего запала, произнесла:
– А загс? Почему вы туда именно в тот день отправились?
– В том все и дело! – с жаром откликнулся Антон. – Я ж тоже не дурак, понимаю: загс-то очень кстати для меня с Нелькой оказался. Но клянусь тебе – и официантки из столовой притом мои слова подтвердили – Марина Евгеньевна сама хотела от нас избавиться. Шоферу просто сказала: ты сегодня больше не нужен. Ну а мы-то не шоферы, я ее зам, Нелька – секретарша... Вот Холмогорова и устроила цирк, чтобы нас куда-нибудь отправить. Почему вы не женитесь,
Садовникова взглянула в его лоснящуюся, довольную рожу. Тихо произнесла:
– Но ты ведь обкрадывал Марину Евгеньевну.
Ждала, что Шахов начнет оправдываться, однако тот лишь плечом дернул:
– А что оставалось делать? С такой-то зарплатой... Она мне тыщу баксов платила, если ты не в курсе. Это что – деньги? Да и потом, скажешь тоже: обкрадывал... Все управляющие ведут двойную бухгалтерию. Когда от многого берут немножко, это не воровство, а честная дележка.
– Она, между прочим, знала, что ты у нее воруешь. И собиралась с волчьим билетом тебя выгнать, – спокойно произнесла Татьяна.
И наконец пробила его хладнокровную защиту – в глазах Шахова мелькнуло смятение. Девушка усмехнулась, добавила:
– Об этом ты тоже в милиции рассказал?
Антон молчал.
– И еще... – в азарте продолжила Садовникова. – Вы ведь из Сочи в тот день на такси ехали. Уткнулись в «пробку». Оставили машину и отправились к месту аварии пешком. Сам говорил: пару километров на своих двоих отмахали. Зачем?
– А чего было у моря погоды ждать? – пробормотал Антон. – Все равно ведь явно встали глухо. Могли проторчать хоть час, хоть три. Вот я и предложил Нельке: пойдем лучше пешком. Заодно посмотрим, что там случилось.
– Все у тебя, Тоша, так складненько получается... Всему объяснения находятся... – пробормотала Садовникова.
– Да потому, Тань, – фамильярно улыбнулся Шахов, – что я, аки слеза, чист. Подумаешь, пару десятков тысчонок себе откатил... – И серьезно добавил: – Ты лучше к мужу ее присмотрись, к несчастному вдовцу. Вот уж кому смерть Марины Евгеньевны выгодна – какие миллионы захапал!
...И ведь не исключено, что Шахов прав.
Игорь Феоктистович со смертью супруги явно воспрянул. Развернул плечи, выпрямил прежде согбенную спину. Раньше целыми днями просиживал в своей комнате и к общему столу спускался от силы раз в день, а нынче...
Постоянно курсирует по всему дому. Покрикивает на горничных, раздает указания охранникам. И улыбается! Выражение лица постоянно довольное. Не очень-то уместно, жену даже не похоронили еще.
Таня старалась держаться от вдовца подальше, но ведь целыми днями в своей спальне торчать не станешь. Хотя бы потому, что Фаина предупредила: «Еду в комнаты никому подавать не будут, не до того сейчас». А на горном воздухе аппетит разыгрывается, будь здоров.
И, ближе к вечеру – пришла на
– О, Татьяна! Вы мне как раз и нужны. Пойдемте, посидим в солярии.
– Зачем? – недовольно буркнула она. Очень ей не хотелось с ним на пару в солярии рассиживать.
– Как зачем? – надменно вскинул подбородок вдовец. – А книга?! У меня как раз есть полчаса свободного времени.
Знакомая формулировка – Марина Евгеньевна теми же словами призывала Таню на работу. Но насколько гармоничней сия фраза звучала в ее устах! Только что было делать?
– Хорошо, – кивнула Татьяна, – сейчас за диктофоном схожу.
А про себя добавила: и буду искать его долго-долго. А потом еще полчаса менять батарейки...
Но не вышло.
– Зачем самой-то ноги топтать? – пожал плечами Игорь Феоктистович.
И, будто в дурном фильме из дворянской жизни, хлопнул в ладоши, позвал:
– Эй, как тебя там... Зухра! Подойди!
Горничная послушно явилась.
– Подай из комнаты писательницы диктофон, – велел вдовец. – А потом минералки в солярий принеси. Только обязательно холодной! И лимончик к ней нарежь. Отдельно подашь лед в ведерке и мяты несколько веточек. Все поняла? Давай, шевелись!
Девушка метнула на хозяина возмущенный взгляд. Да уж... На что Холмогорова была резкой и властной, но со слугами в подобном тоне никогда не разговаривала. А вдовец новоиспеченный, похоже, наслаждается – что может прикрикнуть, унизить... Воистину: чем ниже статус, тем больше гонору.
Интересно, что Холмогоров станет рассказывать о жене? Наверняка сплошные гадости. Но не будет же Садовникова – за деньги Марины Евгеньевны – писать о ней плохо! А написать хорошо – тоже, получается, не выход. Теперь ведь Игорь Феоктистович ее работу будет принимать. Потребует переписывать. Абсолютно непонятно, как выкручиваться...
Едва поднялись в солярий, Холмогоров развалился в кресле (прежде в нем сидела Марина Евгеньевна) и небрежно произнес:
– Ну, Таня, приступим. Что тебе сказать? Жена моя, конечно, сучкой была первостатейной...
– Как вам не стыдно! – не выдержала Садовникова.
Холмогоров не смутился. Спокойно продолжил:
– Но голова у нее, надо отдать ей должное, варила. И хватка у супруги была – почище, чем у бульдога. Вот пусть люди все и узнают: про беспринципную стерву. Но стерву – умную. Включай диктофон...
Игорь
На третьем курсе они поженились. Как сплошь и рядом бывало в студенческих семьях – «по залету». Шел 1985 год, к власти пришел новый, молодой генсек, и в воздухе уже что-то такое носилось. Группа «Ария» пела про металл, светлый металл, Виктор Салтыков надрывался про «Островок», в Москву, за конфетами и колбасой, стекалось полстраны. Ребенок обоим, и Марине, и Игорю, был совсем не нужен, но получилось, как с миллионом молодых семей: пока поняли, что случилось... пока очухались – уже срок восемнадцать недель, за аборт даже совсем левые гинекологи не берутся. Да и Маринка уверяла: мы, мол, малыша будем по-современному воспитывать. Чтоб он нашей карьере не мешал. Как на Западе – когда дети везде и всюду с родителями перемещаются. И никаких капризов, никаких тасканий на ручках, укачиваний, колыбельных и нюней. А не захочет себя нормально вести, пусть покричит полчасика – и сам тогда успокоится.