Биография smerti
Шрифт:
Ходасевич метнул взгляд на часы: без двадцати десять, посадку, если рейс не задерживается, должны объявить минут через десять. Критически малое время – но оно есть. А технический прогресс в наше время широко шагнул. И наверняка достиг залов ожидания для пассажиров первого класса. Полковник не сомневался, что там имеются компьютеры, подключенные к Интернету. Да и принтер, возможно, тоже.
И он обратился к падчерице:
– Ты можешь... в течение ближайших пяти минут... выслать мне по электронной почте
Надо отдать Тане должное: соображала она быстро. Поэтому лишних вопросов задавать не стала, лишь уточнила:
– О Марине Евгеньевне?
– Да!
– Вполне, – хладнокровно ответила девушка. – Его копия есть в хозяйском компьютере. Подождешь?
– Объявляется посадка на рейс 843 Москва – Сочи, – возвестил громкоговоритель.
– Таня, только быстро. Очень быстро! – попросил отчим.
– Жди на трубке, – велела она. – Айн момент!
Когда падчерице грозила опасность, у нее, отчим знал, второе дыхание открывается. Он не сомневался: девушка будет действовать быстро и точно.
Щелканье, металлический писк, Танино бормотанье: «Пароля тут, по-моему, нет... ага, открылось... щаз... тут под книгу отдельная директория...» И удивленный выклик:
– Валера, а тут ее нет! Пусто!
– Можешь быстро скопировать? Из своего лэп-топа? – спросил полковник.
– Конечно. Жди.
И полковник честно ждал. Громкоговоритель несколько раз сообщил, что посадка закончена, а потом обратился лично к нему:
– Пассажир Ходасевич. Вас просят срочно пройти на посадку!
А Таня все молчала, слышалось только ее учащенное дыхание.
К полковнику уже спешила очередная девушка в синей униформе:
– Это вы на рейс 843?
И тут падчерица наконец откликнулась:
– Валера! А его тоже нет!
– Кого?
– Моего ноутбука!
В ее голосе звучали панические нотки.
– Пожалуйста, пойдемте на посадку... – заискивающе обратилась к полковнику служительница – прикрикивать на пассажира первого класса не решалась.
И тогда Валерий Петрович произнес в трубку:
– Ладно, Таня. Бог с ней, с рукописью. Я вылетаю. Созвонимся через два часа. А пока будь крайне, чрезвычайно внимательна. И ни в коем случае не выходи из дома.
Таня
Таня покинула кабинет в большой растерянности. Валерочка вдруг с бухты-барахты посреди ночи вылетает к ней... И толком ничего не объяснил. Общие слова про опасность да что надо Алтухова остерегаться – не в счет. И ее лэп-топ вдруг исчез. И, главное, – текст воспоминаний!
Девушка задумчиво брела мимо гостиной. А вот, кстати, и Матвей Максимович, легок на помине. У окна, с сигарой. Рядом Антоша Шахов застыл в подобострастном изгибе. Таня остановилась, прислушалась: беседуют про какие-то технические обоснования.
Мог ли Алтухов убить Холмогорову ради своего строительного проекта? В памяти всплыл разговор с Мариной Евгеньевной. Ох, кажется, она говорила, что на совести Алтухова уже душ двадцать, не меньше!
Тогда ей показалось, что Холмогорова своего приятеля оговаривает. Но сейчас, после ее смерти, все виделось в ином свете. Так что, наверное, отчим прав. Надо забиться в свою комнату и до его приезда сидеть тихо. Но прежде придется еще разик служебным положением злоупотребить.
Таня позвонила по внутреннему телефону в домик прислуги. Пригласила к аппарату водителя и безапелляционным тоном велела немедленно отправляться в аэропорт – встречать рейс 843. А потом вернулась в свою комнату. Тщательно заперла дверь. И завалилась на кровать.
Ночь, предчувствовала она, может оказаться нервной. Поэтому, пока отчим едет, нужно набраться сил. Подушку на ухо, привет Морфею, и пропадай все пропадом...
Но едва она успела вытянуться на кровати, как в дверь заскреблись. Неуверенно, осторожно. Только у Зухры такая манера.
Стучи кто иной, Таня послала бы, не отпирая. К тому же Валера велел быть осторожной... Но ей отчего-то было жаль горничную: совсем молодая, лет двадцать с небольшим, а в глазах тоска, будто ей все сорок.
Садовникова распахнула дверь, увидела именно Зухру и устало проговорила:
– Слушаю тебя.
– Татьяна Валерьевна, простите, что я надоедаю... – забормотала горничная, – ведь не слепая, вижу, как вы устали... но вам просили передать... – Она сунула ей в руку сложенный вдвое листок бумаги.
– Кто просил?
– Станислав Игоревич.
– Стасик, что ли?
– Ну да.
– А сам он прийти не мог? – буркнула Таня.
– Я не знаю... – опустила глаза горничная. – Он просто сказал, чтобы я вам записку передала.
– Когда это было? – Таня взглянула на часы.
Зухра виновато склонила голову:
– Ой, я совсем замоталась. С час назад, наверное... Я бы раньше передала, но не нашла вас. Пришла сюда – вас нету. А потом меня на кухню сразу позвали... Картошку чистить, а то не хватило...
– Да хватит уже оправдываться! – досадливо воскликнула Татьяна. Развернула листок.
Только две строчки. Почерк красивый. «Танюшка! Жду у главных ворот. Выходи, пожалуйста, сразу, как сможешь. У меня для тебя офигенный сюрприз. Стас».
– О боже! – простонала Татьяна.
Вполне в духе Холмогорова-младшего: сюрприз даже в день похорон матери. Какие-нибудь очередные бабочки. Или, по ночному времени, фейерверк. Но только как же ей не хочется сейчас никого видеть! Даже Стаса с его молящими убийственно-синими глазами.