BioShock: Восторг
Шрифт:
Штайнман продолжил:
– …Но это было в те времена, когда мы работали с тем, что было, с появлением же АДАМа плоть стала глиной. Какое у нас есть право останавливаться, пока работа не доведена до конца? – он поставил запись на паузу, кнопки магнитофона уже стали скользкими от крови с его рук, и осмотрел свою работу. Судить о ней было сложно из-за всей этой крови и порванных тканей.
– Моя дорогая, думаю, я сейчас дам тебе немного АДАМа, который придаст твоему лицу совсем иную форму. Затем я снова срежу новые ткани. Затем я снова наращу тебе лицо с помощью АДАМа. Затем я
Очередной приглушенный вопль женщины. Он вздохнул, покачав головой. Они просто не поймут. Он вновь включил запись, сопровождая следующие брызжущие разрезы чем-то вроде художественного манифеста:
– Когда Пикассо наскучило рисовать людей, он начал изображать их в виде кубов и прочих абстрактных фигур. Мир назвал его гением! Я потратил всю свою хирургическую карьеру, создавая одни и те же банальные формы снова и снова: вздернутый нос, подбородок с ямочкой, пышная грудь. Разве не прекрасно было бы, если бы я мог делать ножом то, что старый испанец – кистью?
Штайнман нажал на паузу, стер кровь левой рукой с кнопок магнитофона, повернулся к своей пациентке и обнаружил, что она умерла.
– Ох, проклятье, только не еще одна…
«Потеря крови и шок, – предположил он, – как обычно…»
Это было так нечестно.
Они всегда покидали его слишком быстро. Мысль об их эгоизме пробуждала в нем злобу.
Он обрушился на нее в своей ярости, сбросив магнитофон на пол, начал кромсать ее горло на ленточки, длинные красивые ленточки… которые затем завязал в банты.
Когда Штайнман достаточно успокоился, чтобы быть аккуратным, он обнажил груди пациентки и порезал их, сделав похожими на морские анемоны, что покачивались в нежном течении так спокойно, так изящно за окном его офиса…
«Ах, – подумал он, – Восторг глубины…»
Бар «Дерущийся МакДонаг»
1959
«Когда?» Все должно было произойти скоро. Он собирался покинуть Восторг с Элейн и их дочерью, и если для этого надо убить…
– Билл?
Билл МакДонаг чуть не подскочил с барного табурета, когда Редгрейв заговорил у него за плечом.
– Черт, не подкрадывайся же ты так к людям!
Редгрейв печально улыбнулся:
– Прости. В любом случае, ты должен кое о чем знать. Твоя женщина, которая убирается в комнатах, она кое-что нашла.
Билл вздохнул. Он отставил в сторону свой бренди и кивнул бармену:
– Закрывай все, когда поймешь, что пора, приятель, – он встал. – Ладно, давай разберемся с этим, Редгрейв…
– Ты сдаешь в наем несколько комнат, ведь так? В номере семь жили Лютцы?
– Да. Я не беру с них платы. Господи, их малышка исчезла на моих глазах, – он не смог сдержаться и холодно посмотрел на Редгрейва, – и на твоих.
Редгрейв поморщился:
– Мы отвернулись буквально на пару секунд. Высматривали сплайсеров…
– Я знаю, забудь. Так что с Сэмом Лютц?
– Идем.
С тяжелым сердцем Билл пошел вместе с Редгрейвом к жилым комнатам таверны. Кодовый замок на двери седьмого номера
Впалые глаза мертвецов были закрыты, веки стали тонкими, словно пергамент, а лица желтыми и истощенными. Увядание смерти придало их сжатым губам выражение неодобрения, точно они молчаливо осуждали всех живых. Билл заметил, что на них была их лучшая одежда.
– Самоубийство. А здесь еще … – он указал на один из этих вездесущих аудио-дневников, что лежал рядом с ними.
Билл включил запись, и из аудио-дневника полился отдаленный и тихий голос Маришки Лютц, словно она говорила с другого края пропасти смерти: «Сегодня мы видели нашу Машу. Мы ее едва узнали. «Это она», – сказал Сэм. – Маришка издала странный плачущий смешок. – «Ты с ума сошел! – ответила я ему. – Это существо – наша Маша?» Но он был прав. Она выкачивала кровь из трупа… и когда закончила, ушла, держа за руку одного из этих отвратительных големов! Наша Машенька!»
Билл выключил запись.
Редгрейв прокашлялся:
– Что ж, я думаю… они понимали, что ее не вернуть. Она уже… исчезла. Ты понимаешь, изменилась слишком сильно. Так что они…
Он махнул на банки из-под таблеток.
Билл кивнул:
– Да. Просто… просто оставим их здесь. Я опечатаю все. Это побудет их склепом пока что.
Редгрейв уставился на него, явно желая возразить, но лишь пожал плечами:
– Как скажешь, – он снова посмотрел на трупы. – Мы отвернулись всего на секунду или две.
Он покачал головой и вышел, оставив Билла наедине с мертвыми.
«Гестия», штаб Атласа
1959
Направляясь к кабинету Атласа, Диана все еще исходила потом и дрожала после рейда.
Она получила пару уроков у партизан Атласа, и уже помогала: пролезала под колючей проволокой, дожидалась, пока одна из команд готовила манок, быстро проскальзывала мимо людей Райана. Не раз ходила она с партизанами по боковому коридору, вверх по лестницам, через старый ремонтный проход, неся, как и все, за спиной рюкзак, наполненный припасами, украденными из арсеналов констеблей.
Но в этот раз охрана ворвалась к ним в тот самый момент, когда они только-только закончили сбор «урожая» – оружия – и Соренсон получил контроль над Большим Папочкой, начался хаос, волнующий и кошмарный одновременно. Она палила сразу из двух пистолетов, ее сердце громко хлопало с каждым выстрелом, и Диана видела, как один из констеблей повалился, вопя, умирая. «Я убила человека».
Она пригнулась из-за ответного огня и видела, как упали трое ее умирающих товарищей…
Диана решила записать некоторые свои впечатления на аудио-дневник, решила стать летописцем революции. Она включила его дрожащими руками и заговорила, не сбавляя шага: