Биробиджан - земля обетованная
Шрифт:
Книга Ю. Ларина «Евреи и антисемитизм в СССР» (М.—Л., ГИЗ, 1929) писалась как донельзя актуальная. И любопытно — все-таки официоз еще не затянулся в двубортную советскую скуку — в каком футуристическом стиле она оформлена: «ЕВРЕИ» наверху, а «СССР» в самом низу, да еще все разным цветом — евреи белым, СССР бледно-зеленым, антисемитизм свекольным на буром…
Очень интересно сопоставлять Ю. Ларина с Солженицыным: Солженицын стремится подвести рациональные обоснования под субъективные чувства русского народа («глас народа — глас Божий»), а Ларин старается смотреть на вещи исключительно с точки зрения интересов общепролетарского дела. Солженицын проводит ту мысль, что у новой власти сделалось слишком уж еврейское лицо (с тем многими прочитывающимся подтекстом, иногда проникающим и в самый текст, что это происходило не без государственной поддержки); Ларин же настаивает, что советская власть стремилась исключительно к тому, чтобы превратить евреев в нормальных,
Причем на заре своей она этого не только не скрывала, но даже всячески подчеркивала. Ларин-Лурье тоже начинает с граммофонной речи товарища Ленина: капиталисты разжигают вражду к евреям, чтобы закрыть глаза рабочего, отвлечь его взор от настоящего врага трудящихся — капитала. Это и есть лейтмотив ларинской книги: агитируют против евреев, а метят в советскую власть; поэтому борьба с антисемитизмом не только защита еврейских трудящихся (исключительно трудящихся!) от несправедливости, но защита всей революции от буржуазии. На самом же деле никаких единых национальных интересов не существует но, чтобы трудящиеся массы угнетенных наций побыстрее это поняли, надо поскорее предоставить им полное национальное равноправие, чтобы они со спокойной душой могли обрушиться на своих классовых угнетателей. Свободное развитие национальных культур необходимо для того, чтобы все нации когда-нибудь исчезли. Развитие национальных культур отсталых народов является средством втянуть их в мир «наших» понятий, перетянуть на сторону социализма против угнетателей всех стран.
Словом, антисемитизм подлежит искоренению, поскольку он отвлекает от классовой борьбы — в том числе с еврейской буржуазией, которую царское правительство, всячески тесня еврейских трудящихся, наоборот, пригревало. «Ограничение прав евреев при царе было направлено против трудящихся» — так Ю. Ларин трактует направленные против еврейской конкуренции ограничения (которые богатым преодолеть было действительно намного легче, чем бедным, хотя направлены они были именно против всех).
В общем, все это уже понятно и довольно скучно, ибо слишком уж однообразно и предсказуемо. Упрощенно, как весь марксизм, все сводящий к конфликту интересов, не замечая ничуть не менее важного конфликта грез. Несопоставимо более интересен у Ларина анализ реальной ситуации — особенно интересный после картины, нарисованной Солженицыным. Например: к 1923 году вместо ожидаемых 3644 тысяч евреев на территории СССР их оказалось на 900 тысяч меньше: примерно 600 тысяч эмигрировало, до 200 тысяч было вырезано во время погромов на Украине, а еще тысяч сто вымерло «вследствие тяжелых условий жизни». Такова была оборотная сторона успеха тех, кого Солженицын устами цитируемого им автора называет выигравшей стороной революции. Триста тысяч убитых и умерших — приемлема ли для народа такая плата за социальный прорыв какой-то другой его части?
Да и части ли? Ведь народ — это вовсе не рассыпчатая груда составляющих его индивидов, народ — это целостная структура, хранящая и хранимая какой-то наследуемой системой коллективных грез. И что же сталось со структурой? Во-первых, она сделалась, если так можно выразиться, еще меньшим меньшинством: доля евреев в народонаселении упала с 2,4 до 2 процентов. Во-вторых, во время переписи 1926 года лишь менее 70 процентов евреев назвали своим родным языком еврейский (в 1897 году таких было 97 процентов), а 10 процентов и вовсе отказались считать себя евреями. При этом своим родным языком назвали еврейский в Белоруссии 90 процентов, на Украине менее 80 процентов, а в РСФСР — менее 50 процентов. Иными словами, столь раздражавшее русское национальное чувство массовое переселение евреев в российские города было вместе с тем массовым отпадением евреев от своего языка.
Число евреев в крупных городах Украины и Белоруссии тоже возросло на 350 тысяч, ибо в местечках не хватало работы ни для ремесленников, ни для тех оборванцев, кто продолжал носить гордое имя торговца. (Так что к концу 20-х более трети обитателей местечек оказались «лишенцами» — лишенными избирательного права.) И чем крупнее был город, тем больше шансов устроиться в нем видели обломки разрушенных еврейских общин (хотя 150 тысяч евреев за годы советской власти обратились в крестьян). Только в Москву переселилось 100 тысяч человек из тех 500 тысяч евреев, вообще переселившихся в другие советские республики из черты оседлости, когда это сделалось возможным. И это явление совершенно естественное, неизбежное, необходимое, пишет Ю. Ларин, которое в ослабленной степени и дальше будет продолжаться. Если бы, например, долю евреев в московском населении нормализовать до уровня Нью-Йорка, то в Москве оказалось бы не 130 тысяч евреев, а 460 тысяч — 23 процента от 2 миллионов населения Москвы, а не 6,5 процента, как в 1926
Процесс расселения местечек, предупреждает Ю. Ларин, и дальше будет продолжаться, пока социальная, профессиональная их структура не изменится до обычной в других местностях нормы. Это означает, что постепенно еще не менее 600 тысяч человек расселится из городков и местечек по всей стране. И «для хозяйственного развития СССР в целом это является выгодным. Уничтожаются очаги хозяйственного застоя, нищеты и разложения, искусственно переполненные людьми свыше потребности соответственных районов. Перестанут пропадать бесплодно полезные навыки ремесленников и служащих обмена. Нуждающиеся в квалифицированных работниках местности СССР, поскольку не имеют готовых, смогут получить их без затраты многих лет и средств на подготовку. Больше будет в государстве производиться сельскохозяйственных продуктов (поскольку бывшие еврейские торговцы превратятся в земледельцев) и других полезных изделий, — вместо того, чтобы те же самые люди бесплодно толклись на одном месте „впятером около одной селедочной головки“, как сказано в одном рассказе».
Вот мотивы — как положено у марксистов, чисто экономические — «нормализации» черты оседлости. Вопрос только в том, куда направить упомянутые 600 тысяч лишних еврейских душ. Хорошо бы, конечно, превратить их в крестьян, поднимающих невозделанные земли где-нибудь в Сибири или в Крыму, да мало ли еще где. Но на все 600 тысяч не хватит средств, ибо не одни евреи страдают от чрезмерной скученности. Так что евреев хорошо бы посадить на землю за десять лет тысяч хотя 350. А остальных придется-таки распихивать по городам, как там на них ни косится национально озабоченное ядро.
«Размер ожидающей еще решения части задачи позволяет дать ответ и на вопрос, вероятно ли создание каких-либо крупных еврейских республик или сплошных национальных областей в пределах нашей страны, путем земледельческого переселения туда евреев из пределов самого СССР. Применительно к данным переписи 1926 г. общая численность нуждающихся в переходе на землю составляет несколько свыше 20 процентов еврейского населения СССР, т. е., как мы видели, около шестисот тысяч человек. Такого запаса людей может хватить, чтобы существенно пополнить население какого-либо небольшого и слабо заселенного района (например, Крыма, куда теперь направлена, как известно, заметная часть еврейского земледельческого переселения). Но когда параллельно с этим возникают еще проекты создания специальных еврейских национальных областей на Дальнем Востоке и т. д., то позволительно выразить большое сомнение в обоснованности подобных предприятий. Например, не так давно распубликовано постановление президиума ЦИК СССР от 28 марта 1928 г. о закреплении по реке Амуру, западнее Хабаровска, около 4 млн. гектаров для заселения евреями, с тем, чтобы „при благоприятных результатах сплошного заселения иметь в виду возможность образования на территории указанного района еврейской национальной административно-территориальной единицы“.
Конечно, переселение на Амур не хуже и не лучше всякого иного переселения, поскольку оно приводит к основной цели — к улучшению положения нуждающейся бедноты. Но сама небольшая численность еврейского населения в СССР и происшедшее уже в заметной степени переливание его в крупные города и в деревни европейской части страны — делают весьма маловероятным образование на Амуре „еврейской национальной административно-территориальной единицы“, если не понимать под этим только несколько волостей с общим населением в одну или две сотни тысяч человек. Широкий размах такое предприятие могло бы получить лишь в том случае, если бы предположить — не особенно пока вероятное — широкое переселение на Амур евреев из-за границы — из Польши, Литвы и Румынии».
Ю. Ларин подходит к еврейскому вопросу как последовательный марксист-интернационалист: ради спасения такого фантома, как еврейская нация (марксисты действительно не понимали, что нет ничего важнее фантомов), не стоит шевельнуть и пальцем. «Государство подходит к вопросу сейчас преимущественно в общих народно-хозяйственных и политических целях. С этой точки зрения особенность западной полосы СССР не в том, что именно там много бедных евреев, несправедливо преследовавшихся царизмом, а в следующих трех пунктах: