Бисер для трех поросят
Шрифт:
Господи, что за глупости лезут мне в голову? Дался мне этот паршивый пакет. Тут посетителей невпроворот, а на меня свалился внезапный приступ идиотизма.
Где-то в противоположном конце зала запиликала чья-то мобилка. Я непроизвольно обернулась на звук. В самом углу, затерявшись среди разлапистых листьев пальмы, сидел мужик. В нем я без труда узнала толстяка, с которым мы с Женькой столкнулись возле кабинета директора в день нашего первого визита в ресторан. У меня на коленке во всей красе синеет след, оставленный его саквояжем.
Закончив короткий разговор по телефону, толстяк
Мужик вернулся за свой столик минут через двадцать, а вслед за ним в служебные помещения просочилась женщина средних лет в вызывающе обтягивающем розовом комбинезоне с ядовито-малиновой спортивной сумкой через плечо. За ней туда же проследовал импозантный старичок с тростью и «дипломатом». На этом поток директорских визитеров, кажется, иссяк. Хотя с чего я вообще взяла, что все посетители приходили именно к директору? За служебной дверью еще имеется кабинет зама.
Мои размышления грубо прервала Женька.
— Ты чего тут дурака валяешь? — накинулась она на меня. — Твой красавчик с «Ролексом» уже уплыл, так что отсвечивать физиономией посреди зала совсем не обязательно. Там гора счетов накопилась. И два официанта уже десять минут как на перекуре. Клиенты заждались, того и гляди, скандалить начнут.
Рабочий день закончился без осложнений. Около одиннадцати замдиректора снял кассу. Все цифры сошлись. Претензий никаких. Мы тут же получили около ста пятидесяти долларов в качестве ежедневных выплат персоналу. Эти деньги нам с Женькой следовало распределить между сотрудниками в установленном процентном соотношении. Еще двести долларов предназначалось помощнику шеф-повара для утренней закупки продуктов. На этом Глеб Николаевич откланялся, запер дверь в служебные помещения, велев нам дождаться прихода ночного охранника. Оказалось, что директор покинул ресторан еще раньше через черный ход.
Это показалось мне странным. Я всегда считала, что руководство ресторана должно покидать работу позже всех. Нужно проверить остатки продуктов на кухне и спиртного в баре. Остаток денег, полученных от последних клиентов, тоже лучше не оставлять на ночь в кассовом аппарате, а закрывать в сейфе. Хотя, возможно, персонал здесь настолько дорожит своей хорошо оплачиваемой работой, что никто даже не помышляет о злоупотреблениях. Одним словом, и Гросс, и его заместитель поступали опрометчиво, пуская дела в ресторане на самотек. Но с другой стороны, первый день работы — это еще не показатель.
После распределения денег сотрудники стали расходиться. На нашу с Женькой долю из общего котла перепало почти шестьсот рублей. Подруга едва не прыгала от восторга. Как ни крути, но это первые трудовые заработки в ее жизни. В ожидании охранника, который почему-то задерживался, мы присели за один из столиков, и мои растертые за день ноги получили счастливую возможность передохнуть. Отхлебнув чая, Женька разложила перед собой веером заработанные купюры и произнесла мечтательно:
— Давай думать, на что мы потратим нашу первую зарплату.
Пренебрежительно
— На совместный поход в парикмахерскую не хватит. На ужин в приличном ресторане тоже, а «Макдоналдс» мой желудок не переживет. Боюсь тебя огорчать, но некоторая часть этой суммы уйдет на мазь и лейкопластырь для реанимации моих натертых ног. Еще мы должны в кассу сто пятьдесят рублей за питание. Хоть нас здесь и кормят по себестоимости, но все же не бесплатно. За авто стоянку тоже придется заплатить, а на оставшиеся деньги можем заправиться. Только каждой достанется горючки не больше чем по пять литров.
В ответ Женька скорчила обиженную физиономию.
— Вот вечно тебе неймется, так и нужно человеку весь кайф обломать. Никакой с тобой романтики, никакого полета фантазии… — Она задумчиво погладила пальцами разложенные банкноты.
— Я фантазировать на двадцать долларов не умею. В пределах этой суммы мое воображение испытывает глубокий творческий кризис. И нечего мусолить деньги руками. Вдруг к нам какая-нибудь зараза зацепилась.
Я решительно сгребла со стола купюры и засунула их в карман форменного пиджака. Неожиданно пальцы коснулись какой-то бумажки. Меня передернуло от мысли, что содержимое моего кармана, как и сама униформа, еще совсем недавно принадлежали другому человеку. Я брезгливо достала клочок белого листка и, скомкав, бросила его на пол.
— Что это? — и прежде чем я успела ей ответить, Женька проворно развернула листок. — Кажется, это какая-то записка.
— Не знаю. Это не мое. По твоей милости мы вынуждены щеголять в секонд-хенде. Проверь свои карманы, вдруг там презерватив завалялся. Будешь потом своему Гришане доказывать, что ты не верблюд.
— Хватит тебе злостью наливаться. Униформа практически новая. Подумаешь, поносил кто-то месяц-другой. Нашла, тоже мне, трагедию. Смотри лучше, что здесь написано. — Она повернула бумажку в мою сторону.
«Похоже, они догадались. Остерегайся!» Буквы в записке были кособокими и неровными. Так обычно пишут дети в начальной школе. Или же человек, писавший записку, очень торопился и не обращал внимания на каллиграфию.
— Что бы это могло означать? — Женька деловито сдвинула брови.
— Какая разница, — пожала плечами я. — Но не удивлюсь, если наши предшественницы потихоньку таскали продукты с кухни и боялись, что их застукают. Вот мы, например, сейчас остались здесь вдвоем и запросто можем утянуть домой пару килограммов отборного мяса. Наверняка на холодильниках амбарные замки не висят. И пропажу вряд ли заметят.
— Но мы же не собираемся мясо из холодильников тырить?
— Мы не собираемся, а кто-то другой мог не устоять перед соблазном. Не случайно ведь в ресторане образовались сразу две вакансии администраторов.
— Фу, как мелко, — поморщилась Женька, а потом вдруг удивленно уставилась на меня. — Слушай, а ты уверена, что записка адресована не тебе? Ее могли сегодня незаметно подложить в твой карман.
— С какой радости?
— Не знаю. Но вдруг наш директор или его заместитель догадываются, что ты — не безработный социолог из заштатного НИИ, а я — не убогая домохозяйка?