Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– Непременно, – отозвался Питер. – Удачи.
Голос его звучал ободряюще, но друга Питер проводил сочувственным взглядом и тяжело вздохнул.
Сердце Джеймса, когда он подошел к мисс Форестер, учащенно билось. Девушкой невозможно было не залюбоваться: она стояла в лучах солнца, одна рука на поясе, в другой – теннисная ракетка.
– Как поживаете? – поздоровался Джеймс.
– Добрый день, мистер Тодд. Вы что же, играли в гольф?
– Да.
– С мистером Уиллардом?
– Да. Мы играли матч.
– Гольф, – продолжала Грейс Форестер, – по-видимому, заставляет людей забывать
Джеймс был потрясен.
– Вы разговаривали с Питером?
– Да. Сию минуту. Не понимаю, что с ним приключилось. Вот так запросто взял махнул рукой, развернулся и ушел.
– Нельзя разворачиваться во время ответственного маха, – изумился Джеймс, – только при завершении удара.
– Простите, что вы сказали?
– Нет-нет, ничего. Это я так, задумался о своем. Я, видите ли, в последнее время много думаю. И Питер тоже. Вы уж на него зла не держите. Мы сейчас играли очень важный матч, и он, наверное, переволновался. Вы, кстати, совершенно случайно, не наблюдали за нами?
– Нет.
– Жаль! Видели бы вы меня на лунке у озера. Я сыграл на единицу ниже пара.
– Пара? Не знаю такого. Вы часто с ним играете?
– Нет, вы не поняли. Я хочу сказать, что сыграл лунку лучше, чем можно было ожидать от самого прекрасного игрока. Там, знаете ли, все дело в первом ударе. Слишком мягко бить нельзя, потому что мяч упадет в озеро; но и слишком сильно – тоже нельзя, а то можно перелететь через лунку прямо в лес. Этот удар требует очень тонкого чувства мяча и дистанции, в точности, как у меня. Возможно, еще целый год никому не удастся сыграть эту лунку вторым ударом. Даже у местного профессионала это не так уж часто выходит. Представляете, мы еще только подходили к лунке, а я про себя уже решил, что сегодня никаких ошибок не будет. Легкость, изящество и умение не напрягаться – вот в чем секрет любого удара. Многие думают, что важнее всего хорошая техника…
– Это же снобизм! Мне, например, совершенно безразлично, у кого какая техника. Не автомобиль красит человека.
– Нет, вы не совсем поняли. Я говорю о стойке и прицеливании во время удара по мячу. Многие игроки только и думают о том, под какими углами к линии удара расположены руки, ноги и рукоятка клюшки. В большинстве случаев именно желание сохранять все эти углы неизменными приводит к нежелательным поворотам головы и напряжению в мышцах, что мешает свободному исполнению свинга. Однако по существу, качество удара зависит лишь от того, насколько четко игрок видит мяч, и только по этой причине нужно следить за неподвижностью одной-единственной точки, которая находится сзади у основания шеи. Линия, проведенная от этой точки к мячу, должна составлять прямой угол с линией удара.
Джеймс сделал небольшую паузу, чтобы набрать воздуха, и тут заговорила мисс Форестер:
– По-моему, все это вздор.
– Вздор?! – ужаснулся Джеймс. – Да я практически дословно цитирую одного из ведущих знатоков игры!
Мисс Форестер раздраженно взмахнула теннисной ракеткой.
– Гольф, – сказала она, – скука смертная. Вот уж не могли выдумать игры глупее.
Когда рассказываешь историю, невольно осознаешь недостаток жанра, ведь слова – очень скудное выразительное средство для описания судьбоносных моментов. В этом неоспоримое превосходство художника над летописцем. Будь я художником,
До сих пор Джеймсу не приходило в голову справиться о религиозных воззрениях мисс Форестер, так как он всегда полагал их здравыми. И вот она стоит перед ним и оскверняет волшебный летний день самым настоящим злокозненным богохульством. Нельзя сказать, что в этот миг любовь Джеймса превратилась в ненависть. Он не возненавидел Грейс. Отвращение, которое он испытал, было куда глубже ненависти. Чувство, возникшее в его душе, нельзя однозначно назвать ни брезгливостью, ни жалостью, хотя и того и другого в нем хватало с лихвой.
Наступила напряженная тишина. Весь мир словно замер в ожидании развязки. Затем, не произнеся ни слова, Джеймс Тодд развернулся и побрел восвояси.
Когда Джеймс вернулся на поле, Питер меланхолично ковырялся в бункере у двенадцатой лунки. Заслышав шаги, он вздрогнул и поднял голову. Поняв, что Джеймс пришел один, он нерешительно подошел к нему и спросил:
– Ну что? Тебя можно поздравить?
– Еще как! – ответил Джеймс, глубоко вздохнув. – С избавлением.
– Она тебе отказала?
– Не дал ей такой возможности. Скажи мне, дружище, случалось ли тебе послать мяч к бункеру перед седьмым грином, так чтобы он остановился на самом-самом краю и все-таки не упал?
– Не припоминаю.
– А мне как-то довелось. Бил второй удар легким айроном из прекрасного положения, хорошо так клюшку довел, вот разве что показалось чуть сильнее, чем нужно. И что же? Подхожу к бункеру и вижу мой мяч у самого края, причем на таком удобном пригорочке, что мне не составило труда отправить его на грин и закончить лунку шестым ударом. Я это к тому, что теперь, как и тогда, у меня такое чувство, будто некие невидимые высшие силы уберегли меня от страшного несчастья.
– Прекрасно тебя понимаю, – мрачно сказал Питер.
– Питер, представь себе, эта девчонка говорит, что гольф, мол, скука смертная. Дескать, глупее игры не могли выдумать. – Он сделал театральную паузу, чтобы слова возымели должный эффект, однако Питер лишь вымученно улыбнулся.
– Тебя это, кажется, ничуть не задевает, – насупился Джеймс.
– Задевает, но я не удивлен. Видишь ли, несколькими минутами раньше она сказала мне то же самое.
– Да ну?!
– Да, практически слово в слово. Я рассказывал ей, как сыграл лунку у озера двумя ударами, а она заявила, что, по ее мнению, гольф – игра для умственно отсталых детей, которые недостаточно физически развиты, чтобы строить башни из кубиков.
Питер и Джеймс поежились.
– Наверное, здесь что-то не так с наследственностью. Не было ли у нее в семье сумасшедших? – наконец произнес Джеймс.
– Пожалуй, – откликнулся Питер, – это многое объясняет.
– Повезло нам, что мы вовремя это выяснили.
– Еще как повезло!
– Больше так рисковать нельзя!
– Ни в коем случае!
– Думаю, нам нужно как следует заняться гольфом. Уж гольф-то оградит нас от беды.
– Ты прав. Мы должны играть не меньше четырех раундов в день.