Битая грань
Шрифт:
Но не могла остановиться, отстранила голову, прижав пальцы к алчному уже рту Саши — все еще смеялась почему-то. И тут сама потянулась к новой мандаринке, чем уже Сашу заставила веселиться:
— Вот видишь, тебе явно понравилось, — захохотал он, когда Катя новую мандарину начала между ними делить, перемежая дольки с поцелуями. — Да и настроение улучшилось однозначно. Это все витамины с мандарин и минералы из грязи, — снова подмигнул ей, губами забрав очередную дольку из рук Катерины.
А ей немного неловко стало.
—
— Ты прикалываешься, котена? Как можно было твою хандру не заметить? — хмыкнул Саша с явным удивлением. — Ты ж мне не по боку. Да и ты всегда чувствуешь, когда мне просто выдохнуть хочется, по мозгам не ездишь никогда. Я ценю, — очередной крепкий поцелуй с привкусом мандарин.
Ее так тронуло это! Почти до слез… Настолько ценно!
Катя прижалась крепко к его губам, при этом очень мягко, с какой-то невыразимой нежностью больше, а не страстью даже, отвечая Саше на поцелуй. Да, она как-то настроилась на него, улавливала, когда настроение у Ольшевского было совсем паскудным, и даже «как дела?» не спрашивала в такие моменты. Словно они на одной волне.
Молча обнимала на самом пороге, а там уже как складывалось: иногда он и ужинать не хотел, наливал немного виски себе, просил кофе ему сделать и слушал ее игру. Или сидели оба с кофе на диване, а она легко и ненавязчиво что-то типа массажа пыталась Саше сделать. Без соблазна вообще, просто, чтобы расслабить, снять это его напряжение. Казалось самым правильным, да и она все равно не работает сейчас — естественно позаботиться о его настроении и отдыхе. Но то, что он прислушивается и отмечает ее самоощущения… покоряло! Делало их еще ближе. Бесконечно ценными сами эти отношения, словно расцветающие и расширяющиеся с каждым днем, охватывающие все новые и новые сферы их жизни.
Но, если оставаться честной, существовали и темы, а может, и целые стороны жизни, на вопросы о которых он не отвечал. Как сбитые костяшки на его руках во время их поездки в ее родной город…
Кате искренне казалось, что отговорка про ковры в номере — ложь, шитая белыми нитками. У нее же пятки не поцарапаны! И ей совершенно не нравились собственные предположения и догадки по этому поводу… Но Ольшевский ничего не опровергал и не подтверждал. Он даже не спорил, когда Катя говорила, что не верит. Просто уверенно гнул свою линию «про ковер». И этакой подход немного бесил.
Не всегда он рассказывал и о том, что доводило его до напряженного состояния, в котором, бывало, домой возвращался. Но тут и понятно, что ей лезть не стоило. Не все знала, но догадаться могла, что «не ее забота», как Саша говорил. А когда-то давно вот также отец отвечал матери на встревоженные вопросы.
Вообще, честно сказать, за этот месяц (почти), что с Сашей была, как-то на многое в своем прошлом по-новому смотреть начала, и маму понимала если уже не прекрасно, то в некоторых
— Не хотела тебя грузить этим, пройдет, — почему-то растерявшись и с некоторым трудом подбирая слова, передернула плечами. — Думаю, накатило с непривычки, я ведь никогда вот так просто не «сидела дома», чтоб не работать совсем, и все только для удовольствия. Необычно…
— Привыкай, — решительно распорядился Саша. — Я тебе сказку обещал — я выполняю.
— Я чувствую! — опять рассмеялась она, когда Ольшевский попытался ей новый мандарин в рот засунуть. — Не могу больше, наелась. Потом. Очень вкусные, кстати, — искренне восхитилась.
— Ясное дело, я ж не в обычном супермаркете брал, — хохотнул он, дав ей минимум свободы. Пошел включать кофемашину. — Для нас — только самое лучшее, малышка.
— А где купил? — правда заинтересовалась Катя, начав убирать со стола.
— Ха! Так я и сдал все точки! Нет, не дождешься. Места знаю только я, будешь ко мне этими мандаринами привязана! — и не подумал отвечать Саша.
А Катя прыснула.
— Знаешь, вот чем-чем, а я к тебе точно не мандаринами привязана! — выдавила из себя, утирая слезы от смеха.
— Да? — самодовольно поиграл бровями Ольшевский. — Это хорошо. Моим природным обаянием, видимо?
— Точно!.. — у нее уже болели щеки! Какая хандра?! Забыла полностью!
— Это хорошо, — засмеялся и он. — Но и мандарины пусть дополнительно страховкой поработают, — все равно не ответил Саша на вопрос.
— Чем же мне тебя надежней цеплять? — в тон поддела Катя.
— Да ты и так, котена, меня крепко за жабры держишь, можешь вообще по этому поводу не париться!.. — вновь с весельем в голосе отмахнулся Александр, готовя им кофе.
Вот так и повелось, что Саша раз в три дня привозил домой теперь ящик мандарин, а в промежутках — обалденные зеленые сочные яблоки. Как раз такие, как Катя обожала!
— Не забыл? — искренне удивлялась.
— Вспомнил, — подмигивал в ответ Саша. — Такое не забыть, как мы зимой по базару при минус пятнадцати лазили, и под одеялами у теток «Семеренко» тебе выбирали, — отшучивался Ольшевский.
А ее это бесконечно трогало и да, тоже будило давно забытые, вроде, но такие теплые воспоминания, скрепляющие их обоих еще надежней.
Время перед праздниками понеслось как-то стремительно и неуловимо. Она оглянуться не успела, а половина декабря уже пролетела! И в офис не ездит, а каждый день чем-то заполнен: то музыкой, то работой над индивидуальными заказами. Тех было не много, но все же Катя не отказывалась и бралась за расчеты и организацию, если ее просили. Единственно, сложно было приспособиться к новому суточному графику. Привыкнув за несколько лет просыпаться очень рано и укладываться, соответственно, не поздно, теперь, бывало, мучилась бессонницей.