Битлз: секретные материалы
Шрифт:
— А во Францию кто?
— У — сказал Зайцев, — там народу хватает, на полный срок едет мадам Помпадур.
— Это кто такая? — спросил Костров.
— Ну, кто? — Удивился Зайцев. — Фаворитка и любовница ректора Ольга Кузнецова.
Костров сдержался, не удивился вслух. В мозгу эхом отзывалось: «Любовница, любовница».
— Да ладно, старик, не расстраивайся. Может, я ошибся. Завтра вывесят список, почитаем.
Все это он и рассказал Фонарчуку и Емельянову. Фонарчуку, студенту Суриковского училища,
— Вот дает! Она тебя вперед должна двигать, а не взад.
Звонок в дверь.
— Кто это? К тебе? — просил Емельянов, убавляя громкость проигрывателя.
— Не знаю, никого не жду, — удивленно сказал Костров.
Открыл дверь. На пороге Ольга Кузнецова. Фонарчук развел руками — картина Репина «Не ждали».
— Я случайно зашла. А вдруг дома?
— Вовремя, — сказал Емельянов. — Ты что, думаешь, мы здесь делаем?
— Выпиваете? — спросила Ольга.
— Если бы! — сказал Игорь Фонарчук. — Пришли друга из петли вынимать.
— Зачем? — удивленно спросила Ольга.
— Ага, — сказал Игорь. — Не надо было?
— А что случилось? — удивление Ольги было искренним.
— Да вот, человек не поехал во Францию, а некая дама едет туда аж на шесть месяцев.
— Какая дама? — спросила Ольга.
— Некая, из-за которой наш бедный друг сегодня ни ест, ни пьет, — объяснил Емельянов.
— А зря, — сказала Ольга. — Мог бы выпить, есть повод.
— Скажи нам, — Емельянов подошел к ней поближе. — Мы выпьем вместе.
— А раздеться можно? С меня и так снег, как со Снегурочки, капает.
— Раздевайся.
Федорчук и Костров помогли девушке снять дубленку, сапоги «Аляска» на меху. Из своей объемной сумки она достала бежевые туфли, надела, встала: высокая девушка в тонкой вязке свитере, на сей раз с медведем, в короткой юбке, входящей на Западе в моду. Федорчук и Емельянов оценивающе рассматривали ее ладную фигуру. Костров, пораженный происходящим, безмолвствовал.
— Знаете что, мальчики, — сказала Ольга, доставая из сумки бутылку французского коньяка «Martell», 15 рублей за бутылку, и какую-то бумагу, — есть что обмывать. Пошли в столовую.
Поставила бутылку на стол, стала доставать коньячные бокалы, невысокие и пузатые. Фонарчук уже открыл бутылку ароматного коньяка.
— А за что пьем? — нарезая тонкими ломтиками лимон, спросил Емельянов.
— Как за что? — удивилась Ольга. — За вашего друга, чтоб не вешался.
Костров молчал.
— Вот приказ ректора о практике. Читайте. Завтра его узнает весь институт.
— Ни фига себе! — сказал Костров, который жадно, почти мгновенно, прочитал приказ: «Костров С.А. — Англия. Торгпредство СССР, город Лондон. Май — сентябрь 1967 года».
—
— Завидую! — развел руками Фонарчук. — С «Битлз» встретишься, глядишь, и споете вместе под гитарку.
Москва. Начало февраля 1967 года
Кабинет министра иностранных дел СССР. В кабинете двое: министр и 54-летний ректор Института международных отношений, доктор наук, профессор, посол СССР в двух латиноамериканских странах, член Коллегии МИД СССР, беседуют за столом для совещаний, пьют чай с лимоном и хрустящим печеньем «Юбилейное». Рядом небольшая карта Ближнего Востока. Предложение министра несколько удивило ректора: в сентябре отправиться послом Советского Союза в Хошемитское Королевство Иордания. Вуз передать преемнику, а все остальное за ним, включая членство в коллегии МИД СССР. Регион сложный, события грядут непредсказуемые. У Иордании позиции незыблемые, страна королевской демократии как никогда стабильна. Многое в ближневосточной политике идет через Амман. Король Хусейн — признанный лидер Ближнего Востока. В ЦК кандидатура будущего посла одобрена.
— Да и у меня, — добавил министр, — лучшего кандидата на примете нет. Хотя есть одно «но».
— Какое? — встрепенулся ректор.
— Любовница, — сказал как-то строго министр.
— Чья?! — удивленно спросил ректор.
— Ваша. У меня любовницы нет. Ее в институте называют «мадам Помпадур», фаворитка ректора. Так есть или нет?
— Есть, — подавленно сказал ректор. — Но никакая она не фаворитка.
— И это известно, — серьезно сказал министр. — Сказать кто или сами назовете?
Ректор явно не ожидал всех этих вопросов и разоблачений и как-то подавленно произнес:
— Кузнецова Ольга Васильевна, замсекретаря комитета комсомола, студентка МЭО.
— Дочка Кузнецова Василия Васильевича. Хороший человек, — сказал министр. — В Англии достойно работает. А вы с дочерью такое учинили.
Ректор облизнул пересохшие губы.
— Да толком-то ничего и не было.
— Ну не было и не было, — как-то без желания сказал министр. — Но больше быть не должно. Мальчик-то у нее есть? Ну, сокурсник или кто-то еще?
— Нет, — обреченно выдохнул ректор. — Хотя одному, Сереже Кострову, она симпатизирует.
— Сыну Александра Васильевича?
— Да, кажется, — сказал ректор. — Он еще в этом ансамбле институтском играет.
— «Виражи», — подсказал министр.
— И это знаете? — упавшим голосом спросил ректор.
— И это. Да тут целая подсказка про ваши грехи… — И достал из лежащей рядом папки две странички машинописного текста. — Потворствуешь, говорят, тлетворному влиянию Запада.