Битва дипломатов, или Вена, 1814

Кинг Дэвид

Из Парижа уже ехали курьеры с бумагами о ликвидации миссии Талейрана, Дальберга, всей «дипломатической фаланги» во дворце Кауница. Французские дипломаты больше никого не представляли, кроме короля, бежавшего из страны.

В Вене крайне неприязненно стали относиться к Бурбонам, покинувшим Францию без малейшего сопротивления: у сторонников короля оказалась «заячья душа». Лорд Каслри говорил о них: «Королевские брехуны. Им бы только кричать Vive le Roi!» Это была реальная проблема. Талейран действительно считал: король должен был доказать, что он пользуется поддержкой народа. Ему нужно как можно скорее вернуться

во Францию, и в любом случае королю не следует оставаться где-либо вблизи побережья. Это может создать впечатление, будто он готовится снова бежать в Британию.

Талейрана раздражало отсутствие вестей и от короля Людовика XVIII, и из министерства иностранных дел, перебравшегося из Брюсселя в Гент. Талейран не раз оставался предоставленным самому себе, но на завершающей стадии конгресса ему как никогда прежде была необходима связь с министерством.

Весна пришла в Вену раньше обычного, вдохнув в светскую жизнь еще больше энергии и энтузиазма, несмотря на то что в ней стали реже появляться сиятельные особы. Они предпочитали наслаждаться благоуханием цветущего парка Пратер или просиживать часами на совещаниях. Все внимание участников конгресса теперь было сконцентрировано на подготовке к войне. Миротворцы обсуждали назначение командующих, дислокацию войск, возможности расширения альянса, общую стратегию борьбы с Наполеоном.

«Если мы хотим добиться успеха, — писал лорд Каслри из Лондона, — нам нельзя полагаться на удачу; мы должны исключить любые риски и случайности. Мы должны делать все с исключительным размахом. Союзники должны собрать огромную силу и нанести сокрушительный удар, нахлынув во Францию со всех сторон».

Такой удар дорого стоит. После недавней войны немногие страны располагали достаточными ресурсами для новой крупномасштабной военной кампании. Все рассчитывали на финансовую помощь Лондона и смотрели на Британию как на богатую тетушку и ждали от нее подарков. Щедрые субсидии, конечно, помогли бы укомплектовать и вооружить армии и, кроме того, предотвратить мародерство, которым обычно занимаются голодные войска. Пруссаки в особенности зарекомендовали себя как «современные преторианцы», жаждущие мести.

Некоторые германские мини-государства не хотели задарма содействовать союзникам. Они установили свою «цену».

Конгресс должен создать германский Bund, «союз». Объединенная Германия должна быть наделена «либеральной конституцией», гарантирующей народу демократические права, в том числе свободу прессы и вероисповедания.

Великие державы столкнулись и с другими трудностями. Саксонцы открыто выражали недовольство присоединением к Пруссии. Король Саксонии так и не согласился отказаться от какой-либо части своей страны и не освободил подданных от клятвы на верность его короне. Многие саксонцы предпочли бы сражаться против новых правителей, пруссаков, а не против Наполеона.

Вызывала недоверие Бавария. Она изъявила готовность выделить для военной кампании вдвое больше войск, чем планировалось, и это навело Меттерниха на подозрения. Австрия и Бавария все еще не пришли к согласию относительно Зальцбурга и близлежащих альпийских регионов. Меттерних опасался, что Бавария, пользуясь угрозой Наполеона, проведет мобилизацию, соберет мощную армию и займет стратегически выгодные позиции. Бавария тогда ужесточит

свои требования на дипломатических переговорах в Вене или попытается осуществить свои замыслы силой.

Вернувшись в Париж, Наполеон заявил, что теперь он другой человек, многое понявший и признающий свою вину. Он обещал быть более сдержанным и терпимым, принять либеральную конституцию и гарантировать свободу прессы. Он создаст «империю свободы» и будет уважать все договора, включая и те из них, которые лишают его прежних завоеваний. Все, что ему надо, — это признание его власти и легитимности как правителя Франции.

Лидеры в Вене настороженно отнеслись к призывам Наполеона к миру. Они могли припомнить ему не одно невыполненное обещание и не один нарушенный договор. Не веря Наполеону и хорошо зная его политику «разделять и властвовать», делегаты конгресса приняли еще одну декларацию, провозглашавшую цели новой коалиции и войны против «тигра, бежавшего из клетки»:

«Европа вооружается не против Франции, а скорее ради ее благополучия и безопасности. Она считает своим врагом Наполеона Бонапарта и тех, кто сражается вместе с ним».

Венский конгресс не признает власть Наполеона, и любые его представители будут считаться в Вене рядовыми «посыльными» и, соответственно, игнорироваться.

Но так ли уж едины были союзники, если им пришлось подписывать вторую декларацию, подтверждающую их солидарную позицию по отношению к Наполеону? Бонапарт, видимо, все-таки рассчитывал на то, что ему удастся разобщить коалицию.

Наполеон мог надеяться на то, что Австрия подпишет мир и признает его правителем Франции. Как-никак у него и жена, и сын — Габсбурги, а Меттерних среди союзных министров меньше всех настроен против Франции. Некоторые делегаты на конгрессе действительно подозревали Меттерниха в тайных замыслах признать Наполеона правителем Франции.

Можно было бы сманить из коалиции русского царя. Александр в Вене с симпатией относился к членам семьи Бонапартов, навещал Марию Луизу в Шёнбрунне и проводил немало времени с пасынком Наполеона Евгением де Богарне. К тому же у Наполеона теперь имелась на руках копия секретного договора, раскрывавшего подлинное лицо так называемых союзников царя.

В Британии у Наполеона, конечно, не было никаких шансов на то, чтобы заручиться поддержкой лорда Каслри и партии тори, господствовавшей в парламенте. Однако он мог расколоть депутатов. Взяв власть в Париже, Наполеон незамедлительно запретил работорговлю, совершив одним росчерком пера то, что конгресс смог лишь осудить после долгих дискуссий, пререканий и торгов. На оппозиционных вигов это произвело впечатление, и они развернули кампанию порицания правительства, готовящего войну против такого «просвещенного человека».

Наполеон рассчитывал заманить на свою сторону и Талейрана. Император обещал простить его, поскольку он тоже наделал много ошибок. Несмотря на разногласия, Наполеон хотел, чтобы Талейран вернулся к нему. «Он лучше всех знает страну, правительство, людей», — говорил Наполеон о своем бывшем министре. Бонапарт подобрал и подходящего человека для поездки к Талейрану — графа Огюста Шарля Жозефа Флао де ла Бийардери, внебрачного сына Талейрана, рожденного от любовной связи в Париже тридцать лет назад.