Битва королей. Огонь эльфов

Хеннен Бернхард

Произвол

Эмерелль сидела одна в тронном зале и, погруженная в размышления, разглядывала поблескивающие серебром каскады воды, сбегавшие вниз по стенам бесконечными потоками. С тех пор как Олловейн ушел, она думала только о нем. Королева по-прежнему злилась на него, но, тем не менее, пыталась понять. Почему он так поступил? Разве не знает, насколько важен для Альвенмарка? Он незаменим! И не только для Альвенмарка…

Мастер меча знал законы библиотеки. Он не должен был красть книгу. Он знал, какие будут последствия. Несмотря на то что Олловейн утверждал обратное, Эмерелль была совершенно уверена, что именно лутинка взяла запретную книгу.

И он, будучи пленником своих идеалов, решил защитить Ганду. А ведь она — всего лишь ничего не значащая лутинка. Мир не переживет потери… Чем дольше королева думала об этом, тем больше склонялась к тому, что Танцующий Клинок хотел навести ее именно на эту мысль. Может быть, не сознательно…

Все дело было в его видении мира, которое должно вылиться в этот неразрешимый конфликт. Чего стоят все возвышенные стремления Эмерелль к справедливому правлению, если, в конце концов, не существует защиты для отдельных личностей? Ладно, Ганда действительно нарушила законы. Ее приговорили бы по справедливости. Но королева осознала и тот факт, что сама готова была бы принести в жертву лутинку, даже если бы та не была воровкой. Таково ее правление. Она хорошо помнила, как много лет назад объясняла Обилее, что в качестве доброй правительницы хочет дать максимально возможное счастье максимально возможному количеству существ. В конечном итоге это будет означать отмену законов, за которые ей так нравится цепляться. Никто не может чувствовать себя безопасно в мире, правитель которого следует этой максиме. Не важно, виновна Ганда или нет. Если Эмерелль выдаст лисьехвостую хранителям знания, то удовлетворит их кровожадность. Миру Олловейн нужен больше, чем лутинка. Он — единственный полководец, который, вероятно, сумеет остановить троллей. Если серокожие победят, это будет означать тысячи убитых, горящие города и бесконечные страдания. Несмотря на предупреждение в книге Мелиандера, эльфийская владычица продолжала рассматривать будущее в серебряной чаше. Эмерелль видела бесконечные потоки беженцев в степи и на перевалах Лунных гор. Стоит ли справедливость такой цены? Равнозначна ли жизнь лутинки и жизни тысяч?

Королева знала ответ. Дело не в лутинке. Поведение Олловейна ясно демонстрировало это. Никто в Альвенмарке не сможет чувствовать себя в безопасности, если она поставит неуловимую высшую справедливость выше записанных законов. Ганда была только началом. Но любой в любой момент может стать жертвой, если того потребует абстрактная высшая справедливость. И, таким образом, любое справедливое правление будет доведено до абсурда.

Эмерелль с трудом устояла перед искушением отыскать Ганду с помощью серебряной чаши. Если правда то, что написал Мелиандер на последних страницах своей книги, то серебряная чаша наверняка привела бы ее к лутинке. И показала бы королеве видения, которые помогли бы ей приговорить кобольдессу.

Эмерелль подчинилась воле Олловейна, отпустила лутинку. Он и его проклятое рыцарство…

Он защитил Ганду собой. Его доблесть всегда восхищала королеву. Его приверженность аксиомам справедливости. Все это были качества, превращавшие его в мужчину, столетия тому назад пленившего ее сердце, несмотря на то что в своих реинкарнациях он не узнавал в ней свою былую любовь. А теперь она послала его на плаху! Она, та, кто…

Высокие створки ворот тронного зала распахнулись. Вошел мастер Альвиас. Он остановился у дверей, ожидая, когда королева взглянет на него и прикажет говорить.

— Да?

— Прибыл Рейлиф, хранитель знания библиотеки Искендрии, и просит аудиенции, повелительница. Пригласить?

Эмерелль кивнула. Она придумала отчаянную ложь, призванную спасти Олловейна. То была

игра с законами. Но то, что владычица делала, она делала с наилучшими намерениями. И при этом собиралась придерживаться записанных правил.

Немногим позже Альвиас ввел в тронный зал кого-то в длинной черной рясе. Лицо хранителя знания оставалось скрытым в тени капюшона. Он остановился на почтительном расстоянии, в десяти шагах от трона.

— Вы знаете, по какому поводу я пришел, госпожа?

— Да. Впрочем, меня удивляет, что ты пришел так поздно.

— Я немедленно последовал за ворами, госпожа.

Королева удивилась. Рейлифу потребовалось пятнадцать лет. Разве он этого не понимает? Она решила пока что оставить это знание при себе.

— Ты пришел из-за книги «Пути альвов», написанной моим братом Мелиандером.

— Так и есть, госпожа. Я требую справедливости. Воры знали, какие законы действуют в библиотеке и какое наказание ожидает их, если они украдут наши книги. Искендрия открыта каждому, мы разрешаем посетителям делать списки книг, которые им нужны. Но к краже книг мы подходим со всей строгостью.

— И вы столь же строги насчет того, принимать ли краденое в свой фонд? Или в этом вопросе в Искендрии действуют двойные стандарты?

Рейлиф резко поднял голову. Теперь Эмерелль увидела его подбородок и узкие сжатые губы. Верхняя часть лица оставалась скрыта в тени капюшона.

— Если ты в чем-то упрекаешь хранителей знания, то я хотел бы попросить тебя конкретизировать это, госпожа.

Прочтя книгу брата, королева поняла, что была несправедлива к кобольду Кабаку, верному слуге эльфа. Она не поверила малышу, когда тот утверждал, что невиновен. Она помнила, как злилась из-за того, что вор, которого поймали с частью краденого, тем не менее отваживается столь упорно доказывать свою невиновность. Теперь она поступит с Кабаком, который мертв вот уже много веков, несправедливо во второй раз. Но служить должно живущим.

— «Пути альвов» были написаны моим братом Мелиандером. После его смерти книга была украдена. Она не должна была попасть в Искендрию. Или жажда знаний библиотекарей настолько велика, что они становятся укрывателями краденого?

Рейлиф откашлялся и вынул из рукава рясы свиток.

— Я потрясен тем, что слышу такой упрек из твоих уст, госпожа. И твои слова ранят меня тем сильнее, что я подозреваю, что ты собираешься опорочить репутацию библиотеки, дабы оградить истинного вора от справедливого наказания. Передай, пожалуйста, этот свиток своей госпоже, Альвиас. Он документально подтверждает право владения книгой «Пути альвов».

Гофмейстер безмолвно передал ей свиток. Эмерелль развернула документ. С первого же взгляда ей стало ясно, что он действительно написан почерком Мелиандера. Автор сообщал, что «Пути альвов» являются его даром библиотеке.

Королева тяжело вздохнула. Должно быть, брат видел, что так будет. Как он мог написать этот текст, если не верил видениям в серебряной чаше? Борясь с собой, Эмерелль свернула Пергамент и протянула Альвиасу, все это время стоявшему Рядом с ее троном.

— Должна извиниться перед тобой, Рейлиф. Последующие поступки лутина Кабака исказили мой взгляд на истину.

— Надеюсь, твой взгляд на справедливость не искажен.

— Думай, что говоришь! — резко произнес Альвиас. — Никто не смеет безнаказанно оскорблять нашу правительницу!

— Оставь это, друг мой. — Королеву поразило то, что Рейлиф позволил себе такую дерзость. В этот миг он напомнил эльфийке аллегорию смерти, изображения которой иногда можно было встретить в древних рукописях. Худощавая безликая фигура в черной рясе, неподвижно стоящая рядом с живущими и ждущая чего-то.