Битва королей
Шрифт:
Слова ее словно нож пронзили грудь Дени. Что она сделала, почему боги настолько жестоки к ней? Она наконец нашла безопасный уголок, наконец испытала любовь и надежду. Она уже повернула к дому. И все сгинуло…
– Нет, – умоляла она. – Спаси его, и я освобожу тебя, клянусь. Ты должна знать способ… какое-нибудь волшебство, что-то…
Мирри Маз Дуур опустилась на пятки и принялась изучать Дейенерис глазами черными словно ночь.
– Есть одно заклинание, – шепот ее был тих. – Но злое и черное, госпожа. Некоторые скажут, что смерть чище. Я научилась
Дени похолодела.
– Значит, ты в самом деле мейега?
– В самом деле! – Мирри Маз Дуур улыбнулась. – Только мейега может спасти твоего всадника, серебряная госпожа.
– Есть ли другой способ?
– Никакого.
Кхал Дрого, задрожав, охнул.
– Тогда делай, – выпалила Дени. Она не должна бояться, ведь она от крови дракона. – Спаси его!
– Но это дорого стоит, – предупредила ее божья жена.
– У тебя будет золото, кони; все что захочешь.
– Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, жизнь можно купить лишь смертью.
– Смертью? – Дени обняла себя, защищая, раскачиваясь взад и вперед на пятках. – Моей?
Она сказала себе, что умрет ради него, если придется. Она от крови дракона и ничего не боится. Ее брат Рейегар умер ради любимой.
– Нет, – обещала Мирри Маз Дуур. – Не твоей смертью, кхалиси.
Дени вздрогнула от облегчения.
– Тогда делай!
Мейега торжественно кивнула:
– Как ты говоришь, так и будет. Созови своих слуг.
Кхал Дрого слабо поежился, когда Ракхаро, Куаро и Агго опустили его в ванну.
– Нет, – пробормотал Дрого. – Нет, надо ехать. – Здесь, в воде, все силы наконец оставили его.
– Приведите его коня, – приказала Мирри Маз Дуур, и это было сделано. Чхого ввел в шатер огромного рыжего жеребца. Уловив запах смерти, конь заржал и попятился, закрывая глаза. Лишь втроем мужчины сумели удержать его.
– Что ты намереваешься делать? – спросила Дени.
– Нам нужна кровь, иначе ничего не сделаешь.
Чхого отступил назад с аракхом в руке. Молодой, еще шестнадцатилетний, тонкий как кнут, бесстрашный, быстрый как смех, с еле заметной тенью усов на верхней губе, он упал перед ней на колени.
– Кхалиси, – молил он, – ты не должна этого делать. Позволь мне убить эту мейегу.
– Убей ее, и ты убьешь своего кхала, – проговорила Дени.
– Она совершает волшебство над кровью, – сказал он, – это запрещено.
– А я, кхалиси, говорю тебе, что это не так: в Вейес Дотрак кхал Дрого убил жеребца, и я съела его сердце, чтобы сын наш приобрел отвагу и силу. Здесь то же самое.
Конь забился и попятился, когда Ракхаро и Агго потащили его к ванне, в которой словно покойник плавал кхал; гной и кровь сочились из его раны, загрязняя купальную воду. Мирри произнесла несколько слов на языке, которого Дени не знала, и в ее руке появился нож. Дени и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным – из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние
– Сила коня, перейди во всадника, – пела Мирри, проливая конскую кровь на кхала Дрого. – Сила животного, войди в человека.
Чхого боролся с весом коня, опасаясь прикоснуться к его мертвой плоти, опасаясь и выпустить ее. Это всего лишь конь, подумала Дени. Если жизнь Дрого можно выкупить смертью коня, такую плату она охотно внесет и тысячу раз.
Когда они позволили коню упасть, ванна наполнилась красной жидкостью, из которой выступало одно только лицо Дрого. Мирри Маз Дуур не нужно было конское мясо.
– Сожгите жеребца, – сказала Дени своим людям. Так было положено, она знала это. Когда умирал мужчина, коня его убивали и клали на похоронный костер, чтобы он унес хозяина в ночные земли. Люди ее кхаса поволокли конский труп из шатра. Кровь была всюду. Даже стены шатра были забрызганы красными каплями, а ковры почернели и хлюпали под ногами.
Зажгли жаровню. Мирри Маз Дуур бросила щепотку красного порошка на угли. Пряный дымок показался Дени приятным, но Ероих, взрыдав, бежала, и теперь даже ее собственное сердце наполнилось страхом. Однако она зашла слишком далеко и не могла отступать. Дени отослала служанок.
– Ступай вместе с ними, серебряная госпожа, – сказала ей Мирри Маз Дуур.
– Я останусь. Этот человек взял меня под звездами и дал жизнь моему ребенку. Я не оставлю его!
– Ты должна это сделать. Когда я запою, никто не должен входить в шатер. Моя песня пробудит древние и темные силы. Мертвецы будут плясать здесь сегодня ночью. Никто из живых не должен видеть их.
Дени беспомощно склонила голову. Никто не должен входить в шатер. Она согнулась над ванной, над Дрого, утопавшим в кровавой купели, и легко поцеловала его в чело.
– Верни его мне, – прошептала она Мирри Маз Дуур, прежде чем выбежать.
Снаружи солнце опустилось к самому горизонту, небо побагровело. Кхаласар разбивал стоянку. Шатры и спальные циновки виднелись повсюду, насколько мог видеть глаз. Дул жаркий ветер, Чхого и Агго рыли яму, чтобы сжечь мертвого жеребца. Собравшаяся толпа глядела на Дени жесткими черными глазами, лица дотракийцев напоминали ей маски из кованой меди. Сир Джорах Мормонт в панцире и коже проталкивался сквозь толпу, капельки пота усыпали его широкий лысеющий лоб.
Увидав алые отпечатки, которые оставили на земле сапоги, он побледнел как полотно.
– Что ты натворила, дурочка? – спросил сир Джорах хриплым голосом.
– Мне надо спасти его.
– Мы могли бы бежать, – сказал он. – Я бы доставил тебя в Асшай, принцесса. Не было необходимости…
– А я действительно твоя принцесса? – спросила она.
– Ты знаешь, что это так, боги да спасут нас обоих!
– Тогда помоги мне теперь.
Сир Джорах скривился.
– Если бы я знал как!