Битва при Пуатье
Шрифт:
Плохо оснащенные и к тому же не слишком сведущие в осадном искусстве, арабы могли лишь отказаться от осады города, который не дал бы им ничего, кроме бесполезной задержки в их стремлении расширить дар-аль-Харб, область военных действий, манящую своими богатствами. В этом решении нет ничего необычного: ведь мусульмане имели обыкновение обходить препятствия, преграждавшие им путь, что в их глазах никогда не выглядело признанием своего бессилия. Абд-ар-Рахман, опытный военачальник, не мог не понимать, что только быстрота действий обеспечивала успех его предприятию – активность в завоевательной войне является основным слагаемым победы. Неподвижность осады противоречит этому принципу.
Можно допустить, что вали отказался от штурма города, явная мощь которого произвела на него впечатление.
После аль-федира, молитвы
С момента выступления эмира правоверных тревожила одна проблема, связанная с топографией мест, по которым шла римская дорога. Via проходила между стеной города и краем плато, которое круто обрывалось в небольшую долину реки Буавр. И в этом тесном, ограниченном пространстве, не достигавшем и сотни метров в ширину, должна была двигаться армия вместе с семьями, имуществом, повозками с добычей и пленниками. Сама по себе теснота значила немного, но проход полностью контролировался защитниками города. Стоило им начать в этом узком месте атаку со своего высокого отрога, и образовался бы затор с огромными потерями среди сарацинской конницы.
Однако долгое время армия двигалась вдоль Буавра под городскими стенами, и в нее не было выпущено ни одной стрелы.
Эмир обоснованно рассчитывал на невмешательство солдат крепости, которые не предприняли ничего во время разрушения Сен-Илэра. Однако они были защитниками и покровителями страны, где вера расцвела с беспримерной пышностью, защитниками страны, где рядом с каждым источником и родником можно было найти маленькое изображение Пресвятой Девы.
Какие соображения склонили пуатевинцев к бездействию? Возможно, пугающие рассказы укрывшихся в городе беженцев отбили у них желание задерживать поблизости от себя мусульманские силы. Пуатевинцы, конечно, мужественные, но, безусловно, не безрассудные, опасались ужасного и беспощадного гнева арабов и рассчитывали только на то, чтобы дать их смертоносному потоку иссякнуть, не пытаясь его остановить. Возможно и то, что, зная о неминуемом вмешательстве Карла, они предпочитали дождаться более надежного момента. Наверное, был отдан приказ «Не стрелять!». Впрочем, готов ли был город выдержать осаду, спровоцировав проходящего мимо неприятеля? Не думаем. С конца VII в Пуатье находился под управлением франкских графов, присутствие которых было, скорее, пагубным, чем полезным. Деятельность этих бесцветных представителей наследников Хлодвига была скоротечной и неэффективной и ограничивалась исключительно политической сферой, сводящейся к несправедливости и поборам. В этот период жители города утратили воинственный дух.
Если, как пишет Ибн Хальдун, «прошлое и будущее похожи как два глотка воды», мы вправе решиться на сопоставление некоторых странных проявлений пассивности.
Защитники Пуатье не сделали ничего, чтобы помешать агрессору, точно так же, как впоследствии Карл Мартелл не стал преследовать разбитого и отступающего неприятеля.
Когда Абд-ар-Рахман, выйдя из леса Мульер, вырвался на простор между обширными и ветреными долинами Вьенны и Клайна, наш запас точной информации не увеличивается заметным образом: разграбление Сен-Илэра и пощада для Пуатье – вот и все неоспоримые факты этой военной кампании, явная задача которой – грабительский набег осуществлялся ради конечной цели – аббатства Сен-Мартен. Но загадки, которые нам остается разгадать, оказываются весьма трудноразрешимыми.
Оставаясь верными своей линии, мы в этой главе оставим без внимания современную эволюцию исторической науки, отдав предпочтение традиционному обзору, то есть перечислению событий непреложной необходимости для того, кто желает удовлетворить свое любопытство относительно самой туманной из трех битв при Пуатье… В некотором смысле остановить на время «ускорение Истории», о котором говорил Даниэль Алеви, чтобы заострить свое внимание на этом единственном дне, прискучившем и непостижимом.
Придется ли нам и дальше перемещать по карте украшенное острие зеленого знамени Пророка или же, напротив, задержать арабов в этой стране, богатство которой могло бы на какое-то время приостановить их движение? Выйдя из леса, изобилующего самой
В этом пейзаже римская трасса, главная артерия основательной сети дорог, которые подобно лучам звезды сходились в столице пиктонов, гипнотизировала и раздражала их внимание. Шириной, по крайней мере, в четыре метра, с желобом, облицованным красивыми камнями, скрепленными цементом, эта дорога очень долго тянулась вдоль правого берега Клайна, чтобы запнуться у «Старого Пиктавия», [171] запнуться, потому что Брива представляла собой первое препятствие, преграждавшее путь от Вьенны к Сенону, [172] или, точнее, к Фине. Говоря о «V^etus Pictavi», необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность, так как на месте расположения этого мертвого города никогда не проводилось методичных раскопок. Тем не менее, по-видимому, он имел форму параллелограмма, поднимавшегося уступами между Клайном и холмами, что возвышались над долиной Вьенны, ширина которого у разных авторов колеблется от четырехсот метров до километра.
171
В 742 г двое сыновей Карла Мартелла, Пипин и Карломан, завладев Лошем во время военных действий против Гунальда Аквитанского, сына Эда, разделили между собой Франкское королевство возле «Старого Пиктавия».
172
У слияния Клайна и Вьенны. Этот город, роль которого при римлянах не вызывает сомнений, при галлах сумел стать главным населенным пунктом всей области.
Первоначально «Старый Пиктавий» представлял собой всего лишь mansio, настоящую почтовую станцию, какие у римлян было принято устраивать на большом расстоянии друг от друга вдоль главных дорог, mansio, где помимо ночлега можно было найти лошадей, чтобы продолжить свой путь.
Эта станция росла, пока не превратилась в своеобразную крепость с гарнизоном. Помешала ли она движению арабов? Взяли ли они ее приступом или Абд-ар-Рахман никогда не посылал туда своих всадников?
Если бы он это сделал, то переправился бы через Вьенну в районе Фина, вероятно, вброд, а может, и на лодках. А тем, кто допускает, что он покинул земли пиктонов, нужно согласиться с тем, что в этом случае он прошел через Ингранд, который веками служил границей между областями Пуату и Тура.
Действительно, название Ингранд синонимично древней границе между народами. Границы, которая поддается четкому определению по небольшому ручью, вытекающему из Уаре и впадающему во Вьенну к северу от деревни Ингранд.
Чтобы удовлетворить арабских авторов и вместе с ними тех, кто помещает битву в предместья Тура или его ближайшие пригороды, нам придется еще продлить наше путешествие.
Мусульманские ученые превращают события, приведшие к сражению, в операцию классического набега, имеющего свой прилив и отлив: «Наперекор франкам, люди Абд-ар-Рахмана напали на город Тур, чтобы предаться насилию и грабежу; но после того, как их вождь пал, правоверные отступили вместе со своей добычей».
Тем не менее они подробно рассказывают о жестокости предполагаемых боев в предместьях этого города, который, находясь под защитой своих стен, устоял: «Подобно разъяренным тиграм, они упивались кровью и грабежом, что обратило на них Божий гнев и стало причиной их несчастья».
Еще они подчеркивают масштабы сражения, разразившегося у городских ворот, говоря: «Пересекая равнину, где оно произошло, можно было слышать шорох от крыльев ангелов, которые бдели и молились на месте, навеки освященном гибелью стольких истинно верующих».
Но даже исполненный вдохновения путешественник не смог бы услыхать шелест ангельских крыльев ни в Туре, ни в его окрестностях; по всей вероятности, от такой локализации битвы нужно отказаться. Какие доводы против нее обычно выдвигаются?