Битва при Пуатье

Руа Жан-Анри

Молленхауэр выражает еще одно мнение по поводу предшествовавшего сражению отрезка времени: «Нужно осознать, что для того, чтобы дать сражение, необходимо поле битвы. В густом лесу с редкими тропами невозможны были более значительные маневры. Таким образом, для командиров обеих армий речь шла о том, чтобы прежде всего найти столь необходимое поле, которое вместило бы их воинов. Характерно то, что источники информации говорят о почти семи днях ожидания. Определенно речь шла, скорее, о необходимости удобного места, чтобы построить две громоздкие армии в боевом порядке, чем о недостатке решимости или мужества». Подобная гипотеза представляется нам очень малоправдоподобной.

Итак, неделя многочисленных трений, которая, как кажется, не принесла арабам никакого запаса знаний

даже при их привычке тщательно изучать диспозицию неприятеля и подражать ему, следуя императиву главное – осторожность, ничего нельзя оставлять на волю случая.

Sese postremo in aciem parant. Аноним продолжает: «Они подготовились к решающему сражению».

Позиции в битве

На седьмой день, в субботу 17 октября 733 г., non longe a Pictavts (неподалеку от Пуатье).

«Арабы и мавры первыми вышли из своих шатров на крик муэдзинов, созывавших людей на молитву», читаем у Зеллера.

«В этот самый момент (Житие Григория II) [176] в лагерь христиан были доставлены три корзины евлогий, [177] посланные им папой Григорием в знак благословения», а затем принцепс Карл выстроил свои войска в линию, в то время как на равнине в полном порядке развернулись сарацины.

Красочный вымысел, опоэтизированная реставрация, создающая некую атмосферу, но ее следует перевести на более прозаический язык армии в боевом порядке встают лицом к лицу. Прежде чем два войска столкнутся, позволим себе некоторые рассуждения относительно их снаряжения и вооружения.

176

Биографом Григория был не Анастасий Библиотекарь, как долго считалось, а его неизвестный современник.

177

Освященный хлеб – Примеч. ред.

Чтобы не изменять своим детским воспоминаниям, сначала приведем кое-какие привычные примеры описания арабских легионеров, такими, какими их могли бы увидеть франки. Между прочим, читаем: «Эти смуглые люди в белых тюрбанах, в белых бурнусах, с круглыми щитами, тонкими саблями и легкими дротиками», или еще: «Австразийские франки с любопытством взирали на этих южных людей, смуглолицых, с яркими черными глазами, в длинных белых одеяниях», которые «клубились подобно ветру, раздувавшему у них за спинами просторные бурнусы, и размахивали короткими копьями над своими красными тюрбанами».

У Зеллера мы почерпнем самый знаменитый штамп: «С одной стороны – мешанина белых бурнусов, восточных драпировок. Арабы из Дамаска и Багдада… блистали под финикийскими украшениями, под сирийскими шелками… под кокетливыми тюрбанами из персидского муслина. Арабы из Хиджаза и Йемена… обвязывали свои грубые бурнусы веревкой из верблюжьей шерсти вокруг головы; их богатством была прекрасная лошадь, родословную которой они знали, с огнем в глазах, с блестящим крупом, стройная и нервная, как и ее хозяин; или же они прибывали верхом на своих быстрых дромадерах… потрясая своими пальмовыми луками. Бербер, высокорослый горец, с более смуглым лицом… важно ехал на какой-нибудь крепкой атлаской лошадке». Генерал Маргарон еще добавляет колорита, напоминая о том, что помимо лошадей арабы использовали в качестве верховых животных верблюдов.

Эти описания более применимы к костюмам и оружию первых арабских завоевателей, нежели к одеянию участников битвы при Пуатье. С течением времени снаряжение видоизменялось. Стремясь уподобиться христианам, мусульмане заимствовали щит, кирасу, металлический шлем и копье, способное пронзить тело насквозь. Однако нужно полагать, что арабские воины всегда сохраняли нечто от той легкости, которая отличала их первоначально. Тем не менее мы вправе и подивиться этому факту, если припомним бедуинское проклятие: «Будь ты проклят, как франк,

который надевает доспехи из страха смерти». И все-таки необходимо отвергнуть тюрбаны, головные уборы персидского происхождения, долгое время остававшиеся достоянием ученых и монахов. Тем более что их очень трудно удержать на голове во время галопа. Что же касается бурнуса, западного одеяния, неизвестного на Востоке, то равным образом нам придется отказаться и от него. Но мы готовы оставить участникам битвы их сверкающие кривые сабли, висящие на шее, их мечи – гарант их права, луки и пики, а также знамена, украшенные стихами из Корана.

Они похвалялись легкостью, подвижностью, стремительным аллюром своих коней, выносливостью лошадок с Неджда. Генерал Бремон подчеркивает в связи с этим одно противоречие: «Этот неутомимый галоп после дороги длиной в тысячи километров вызывает скептическое отношение. В 1812 г. лошади Нансути [178] с июля плохо выдерживали нагрузку, и Наполеон выражал недовольство этим. Нам известно о марокканской кавалерии, которая, должно быть, до чрезвычайности напоминала конницу Абд-ар-Рахмана. Ни одна из этих лошадей не могла пройти галопом расстояния в тысячу метров за отсутствием соответствующей тренировки; от их можно было добиться джигитовки галопом на протяжении двух-трех сотен метров, после чего лошади выдыхались».

178

Нансути, Этьен-Мари-Антуан, граф де (1768–1815) – французский генерал в правление Наполеона I Бонапарта. – Примеч. ред.

Если посмотреть под этим углом зрения, завязывающаяся битва превратится в несущественное столкновение.

Мы полагаем, что можем противопоставить этой теории обоснованные доводы генерала Пенсара, кавалериста и превосходного специалиста во всем, что касается арабов.

Джигитовка – это развлечение, не подчиняющееся никаким правилам, ее участники дают свое представление в полном беспорядке. Их задача состоит в том, чтобы заставить лошадей, разгоряченных до предела непрестанными ружейными залпами всадников, выложить все свои силы. Ничего подобного не происходило во время атаки, тем более что во времена Абд-ар-Рахмана в сражениях использовалось только холодное оружие.

Атака, в отличие от джигитовки, регулировалась дотошными предписаниями и чаще всего разворачивалась на очень ограниченной (поскольку она не была подготовленной) территории. Действительно, на поле битвы имелись всевозможные препятствия, которые внезапно появлялись на пути, в виде изгородей, деревьев, рытвин и рвов. Поэтому атака часто начиналась с манежного галопа, чтобы достичь своего размаха только на последних ста метрах. В конце этого короткого пробега лошадь, возможно, и задыхалась, что привычно для верхового животного, которое ощущает мышечную усталость только пару минут, после чего его дыхание приходит в норму. Убедительные примеры тому нам дает поло. Когда атака заканчивалась, за ней следовала статичная фаза поединков, после чего всадники отходили назад, освобождая место для новой волны. Так что эта тактическая игра и эти предположения позволяют нам верить в возможность кавалерийского сражения, которое бы длилось несколько часов.

Что же касается высказывания о том, что лошади, совершившие тысячекилометровый пробег, уже не обладают выносливостью, необходимой для того, чтобы выдержать напряжение битвы, то мы верим в это тем меньше, что у каждого всадника было по нескольку верховых животных.

Генерал Пенсар еще думает, что наших лошадей нельзя сравнить с теми, которые жили в эпоху Средневековья, точно так же как не следует сопоставлять стойкость арабских и франкских воинов с возможностями наших современных солдат. Антара, поэт VI в., особенно почитаемый Мухаммедом, оставил нам следующее похвальное слово своему боевому коню, и этот панегирик может снять определенные сомнения: «Я всегда верхом на сильном коне высокого роста, покрытом шрамами, против которого не прекращают выступать, сменяя друг друга, воины».