Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа
Шрифт:
Селима:
– Да ведь ты уже и так много пролил ее для них: у тебя пять глубоких ран, и двадцать моих самых храбрых соотечественников, сраженных твоей рукой и лишившихся жизни, достаточны засвидетельствовать твою храбрость и покрыть славой геройское чело твое.
Победоносцев (приметно слабея от напряжения сил в разговоре с княжною, тихим голосом):
– Благодарю тебя, прекраснейшая княжна, за доброе твое обо мне мнение! Ты оживляешь мою душу.
Бразин (к Селиме, на своем языке):
– Ради Аллаха, замолчите, светлейшая княжна! Ваш разговор ввергнет
Селима (бледная, трепещущим голосом, на своем же языке):
– О Аллах! Итак, я погубила сего храброго и прекрасного юношу?.. О! тогда я не прощу себе… я знаю, как заплатить за сию мою неосторожность! Хорошо! Я повинуюсь тебе, Бразин, – и хотя с горестью, но оставляю вас наедине с ним, но только умоляю тебя Аллахом, спаси этого героя, и благодарная Селима не пощадит для тебя злата. (Хочет идти.)
Победоносцев, во время сего разговора не сводивший глаз своих с прекрасной княжны и зная их язык, как свой природный, заметил в ней великую перемену в лице и ужас, написанный на оном от слов, сказанных ей Бразином. Восхищаясь ее чувствами и полагая в них будущее свое блаженство, сказал по-русски Селиме:
– Прекрасная княжна, останьтесь здесь. Ваше отсутствие увеличивает болезнь мою и страдания. Я чувствую, что вы присутствием вашим даете мне новую жизнь и облегчите мои душевные и телесные силы.
Обращаясь к Бразину, на их языке:
– Почтенный врач! Не беспокойтесь так много о моем положении. Я русский воин, имею силу и твердость к перенесению жестокой моей болезни. Прошу вас, не отстраняйте отсюда прекрасной княжны: ее присутствие для облегчения моего необходимо, а притом она исполняет приказание своего отца. Я даю вам слово воздержаться от долговременного разговора. Давайте мне ваше лекарство, если полагаете это необходимым.
Селима (в восторге и всплеснув руками):
– О Аллах! Он знает язык наш! Какое счастье для Селимы!..
Победоносцев (также восхищенный):
– Да, прекрасная княжна! Я знаю ваш язык столько же, как свой природный, и до сего времени нарочно не говорил им, имея на это свои резоны. Теперь вы узнали сию тайну и радуетесь этому; я также рад, что узнал из речей ваших, что вы изрядно говорите на русском языке. Со временем он очень будет для нас нужен.
Селима (в некотором рассеянии и приложив к сердцу правую руку):
– Желаю от всего этого невинного сердца и души моей исполнения твоих намерений и, что ни случилось бы со мной, подвергаюсь пределам судьбы моей.
Победоносцев (увлеченный восхищением и надеждой):
– Вы будете совершенно счастливы, прекраснейшая княжна. Я смею вас в этом уверить. Но оставим это до другого времени, пока узнаем короче друг друга. Княжна, знает ли Бразин наш язык?
Селима:
– Нет, он ни одного слова не разумеет, что мы говорим, и вы всегда при моих
Во время сего разговора Бразин составлял для раненого свои лекарства, и Селима с любопытством надзирала за оным, потому что сама знала всю его силу, а притом и опасалась для больного вреда, ибо ей был небезызвестен характер ее соотечественников и ненависть их к христианам, а в особенности к русским.
Бразин дал Победоносцеву принять составленной им эссенции красноватого цвета и попросил несколько минут не говорить ничего, пока лекарство примет свои действия.
Удивительный сей состав вскоре доказал свою силу: Победоносцев почувствовал какую-то вновь рождающуюся бодрость в душе его и уменьшение боли в ранах своих: сон неприметно стал смыкать его ресницы, и хотя он не спускал глаз своих с прелестной княжны, а она своих с него, но волшебная сила лекарства все превозмогла, и он погрузился в крепкий сон.
Бразин:
– Ну, теперь он проспит целые сутки, не надобно его тревожить: сон для него теперь всего полезнее, ибо он очень слаб от вытекшей крови из его ран; но, к счастью, что родитель ваш, княжна, поспешил искусно перевязать его раны, которые, судя по тяжкому его дыханию, очень жестоки и опасны.
Селима (со страхом):
– Опасны, Бразин! Следовательно, этот прекрасный христианин не может быть излечен твоим искусством и от них во цвете лет своих погибнет?
Бразин:
– Я еще не осматривал его ран, а сужу по наружности. Завтра, когда перевяжу их, тогда вам, княжна, открою всю истину.
Селима:
– Ради самого Аллаха, заклинаю тебя пророком нашим Магометом, добрый мой Бразин! Употреби все твое искусство спасти жизнь этого юного и прекрасного героя. Отец мой тебя за это щедро наградит, я также не забуду до гроба услуг твоих.
Бразин:
– Я рад, прекрасная княжна, пожертвовать вам не только всем моим знанием в лечении болезней, но и самой жизнью моей. Я – ваш раб нижайший, верный и усерднейший невольник; воля для меня отца вашего, а моего повелителя, и ваша священна. Но, княжна, могу ли вам сказать несколько слов, чтобы не навлечь вашего на себя гнева? (Опускает глаза к земле и, преклонив голову, кладет обе руки на свою грудь.)
Селима:
– Говори и ничего не опасайся.
Бразин (обрадованный, становится пред нею на колени):
– Призываю Аллаха и великого пророка Магомета в том, что истину будут вещать уста мои, прекрасная княжна, пред тобой. Когда этого раненого принесли сюда, то я в это время был у князя Тамерлана, который родителю вашему предлагал о вашем с ним соединении. Сей прекрасный, юный и богатый витязь нашей страны был сегодня же привезен жестоко раненный в свой аул; он прислал за мной лошадь. Я нашел, что глубокая рана на груди его весьма опасна. Он сказал мне, что получил ее в сражении против русских гребенских казаков, от юного христианина, весьма храброго, который, предводительствуя своими казаками, множество самых лучших наших воинов лишил жизни и изуродовал. Он знает, что родитель ваш отправил его сюда для излечения, и я полагаю, что это не иной кто, как сей христианин.