Битва судьбы
Шрифт:
Тело у него было, будто у петуха, но увеличенное более чем вдвое, на голове торчал петушиный же гребень, но клюв щерился острыми зубами. Хвост и вовсе был змеиный. Оперение играло всеми цветами радуги. Змеептиц не замечал орка, косил по сторонам большими лиловыми глазами.
Василиск – всплыло из памяти некогда слышанное название.
В стороне от первого монстра затрещали кусты, и на поляну выбралось еще одно пернатое создание. Костук пригляделся и понял, что перед ним самка: размерами меньше, оперение не такое яркое.
Петух призывно щелкнул зубами, и странные птахи принялись расхаживать
Костук сидел ни жив ни мертв. Если пташки его заметят, то отбиться от них будет трудно. Но, увидев, что парочка увлечена любовной игрой, маг осторожно встал на четвереньки и пополз в кусты.
Выдала его сухая ветка. Треснула под рукой с таким грохотом, какой издает разве что молния в степи. Костук услышал за спиной злобное шипение, вскочил, повернулся и оказался лицом к лицу с разъяренным василиском.
Времени на заклинания не оставалось. Костук попытался отскочить, но нога задела за кочку, и маг с треском и грохотом рухнул в самую середину большого, густого, колючего и, как следствие, весьма негостеприимного куста. Ветви копьями впились в спину, колючки добрались до плоти сквозь одежду.
Ошеломленный поведением жертвы василиск замер на месте, и орк успел пробраться сквозь сплетение ветвей. Ободрал руки, лицо, порвал штаны, но зато теперь между ним и хищной тварью оказался куст.
Обнаружив, что добыча пропала, василиск гневно зашипел и заспешил в обход. Не обращая на него внимания, Костук закрыл глаза, всем телом ощутил текущие вокруг потоки Силы. Потоки, только в которых и благодаря которым может существовать жизнь. Сила смыла страх, очистила мысли, и Костук нашел выход, что ранее ускользал, не давался в руки. Слова пришли сами, из давних дней, из недр памяти. Эти стихи он сочинил очень давно, но никогда не произносил:
Когда Костук открыл глаза, на него никто не нападал. Никто не разевал зубастый клюв в его сторону, не грозил когтями, не сверлил взглядом. Василиск стоял пораженный, крутил головой.
С поляны донеслось призывное шипение. Самка пока ждала, но намекала, что долго терпеть отсутствие внимания не будет. Самец развернулся на месте, и, смешно задирая ноги, понесся к подруге. Птичья память коротка, и василиск мгновенно забыл о неудачной охоте.
Купец
Песок не набивался в сапоги, лицо не сек обжигающий ветер, не надо было экономить воду, но Мбома шел и ворчал про себя. Его раздражало все, и обилие зелени вокруг, и роса, выпадавшая каждое утро. Нервировали многочисленные звери и птицы, которых так трудно было поймать.
Пару раз он ухитрился сбить толстых цветастых летунов, что оглашали джунгли визгливыми криками с самого утра. Мясо их оказалось жестким и невкусным. Мбома его, конечно, съел, но потом маялся животом и громко проклинал местную живность.
Лес отвечал идущему по нему зулу полной «взаимностью». Лианы норовили
На все нападки леса он лишь хмурился. Одна мысль терзала зула – дошел ли до леса еще кто-нибудь из соплеменников? Или идти в Храм придется ему, обыкновенному купцу? Чем ближе становился центр Внутреннего леса, тем меньше этого хотелось.
Утром дня Удода все шло просто на удивление хорошо. Роса оказалась скудна, тумана почти не было, а когда солнце разогрело лес, вокруг стало сухо, словно в родной пустыне. Деревья расступались сами, давая дорогу, противные корни исчезли совсем, тропка легла под ноги, ровная и удобная. Мбома шел и радовался, решив, что наконец сжился с окружающим миром. Ему не приходило в голову, что бесплатное мясо бывает только в крысоловке.
Нюх на опасность сработал в последний момент. За миг до того, как громадная крылатая тварь вынырнула из-за низких деревьев, зул, сам не понимая почему, рванул в сторону. Завидев чудовище, прибавил скорости.
Обернулся Мбома, лишь отбежав саженей на двадцать. На том месте, где только что стоял путешественник, складывало крылья летучей мыши странное существо. Оно походило на леопарда, если его увеличить вдвое, нет, пожалуй, втрое, смыть пятна и прибавить гриву цвета крови. Дополняли облик крылья и длинный скорпионий хвост.
Мбома не успел как следует испугаться, а порождение ночного кошмара вновь кинулось на него. Купец никогда не считал себя великим бойцом, а под взглядом желтых, огромных, хищно сияющих глаз не испытал даже желания мериться силами. Ему доводилось воевать и с разумными существами, и с животными, и сейчас зул понял, что сопротивляться бесполезно.
Он помчался так, как не бегал, наверное, никогда в жизни. Ветви жестоко хлестали по лицу и телу. Раздавленные цветы, умирая под ногами, исторгали напоследок ароматы такой мощи, что Мбома начал задыхаться. Хорошо лишь, что удирал он под уклон и удавалось поддерживать приличную скорость. За спиной трещали деревья, сминаемые могучим телом, и доносился тонкий свист. Похожие звуки издают некоторые пауки, и чудно было слышать их от такого крупного животного.
Дыхание становилось все тяжелее, ноги постепенно каменели. В один момент колени почему-то отказались гнуться, и Мбома ощутил, будто бежит на ходулях. Пота с него стекло столько, сколько жиру с барана, которого жарят на вертеле.
Запнувшись обо что-то, он едва не упал. Некоторое время бежал, согнувшись, изо всех сил пытался удержать равновесие. Когда выпрямился, взвизгнул от ужаса, страшный хищник оказался перед ним!
Хрипя, подобно загнанному верблюду, Мбома метнулся в сторону. Вломился в кусты и на этот раз упал. Ободрал руки, земля больно ударила в подбородок, и рот наполнился кровью из прокушенного языка.
Некоторое время он не видел и не слышал ничего. Когда же выглянул из ненадежного убежища, то изумленно вздохнул – две крылатые бестии стояли одна напротив другой. Та, что гналась за Мбома, судя по всему, забралась на чужую территорию и нос к носу сошлась с ее хозяином.